– Проверь! – кивнул Котенко Седов.

Прапорщик осторожно потянул на себя первую дверь, вторую и доложил:

– Открыто.

Майор тихо сказал:

– В первую комнату вхожу я и Кот, в правую – Давыд и Ганс. Действовать решительно, быстро, но аккуратно; рты предателям заклеить, клешни в наручники за спиной. Естественно, после того, как они оденутся. Ты, – Седов обернулся к Набиеву, – заходишь в левую комнату со мной, включаешь свет. Ганс, определишься с включением сам.

Аппель кивнул.

– Вперед! – приказал майор и шагнул в левую комнату, резко распахнув дверь. Котенко подтолкнул Набиева, тот включил свет и встал, опустив голову сбоку у стены.

От света Кравчук проснулся, зажмурил глаза.

– В чем дело, Салмон?

– В том, господин бывший генерал, что ваш отдых в этом гостеприимном доме закончился.

– Что? Что все это значит?!

– Никак, козел, не въедет в ситуацию, – прибавил Котенко.

Кравчук, лежа на солдатской кровати, открыл глаза. Нервная дрожь пробежала по его физиономии.

– Кто вы?

– Те, кто пришел за тобой и твоим подельником Рыбкиным. Скучно без вас в Москве стало, вот и прислали нас вернуть таких важных персон обратно.

Кравчук взглянул на Набиева:

– Сдал, сука?

– Заткнись, подонок! – резко повысил голос Седов. – Встать, одеться! И без фокусов. У меня нет приказа брать тебя живым, разрешена и ликвидация. Так что выполнять приказ!

Сплюнув на бетон, бывший генерал поднялся с кровати. За ним внимательно следил майор, готовый мгновенно пресечь попытку Кравчука оказать сопротивление. Но предатель и не думал сопротивляться. Он понял: раз за ним сюда прибыл спецназ, то песенка его спета. Люди в масках без всяких эмоций расстреляют его, окажи он неповиновение. Но расстрел – еще полбеды, мгновенная смерть. Спецы могут сделать так, что подыхать придется медленно и мучительно. Лучше уж камера пожизненного заключения, из которой можно попробовать найти выход. Но каков Набиев? Собака, сволочь…

Кравчук быстро оделся и, усмехнувшись, протянул Седову руки.

– Ты чему ухмыляешься, Кравчук?

– А что мне теперь, плакать? Я бы рад, да не умею…

– Руки за спину, – приказал Седов.

– Конечно. Но у меня под кроватью сумка с вещами, кое-какими документами… Сами понесете?

– Тебе на горб привяжем.

– Да, вежливости вас, похоже, не учили…

– С такими, как ты, – нет. Выполнять приказ!

Кравчук свел руки за спину, повернулся. Котенко застегнул наручники на запястьях предателя, развернул к себе и отработанным движением заклеил рот бывшего генерала липкой лентой. Седов указал на кровать:

– Посмотри, что там за сумка.

Прапорщик вытащил дорожную сумку, внимательно осмотрел ее и взглянул на командира:

– А если она заминирована?

– У кого сейчас «Поиск»?

– У Грача вроде…

– Позови его сюда.

Вниз спустился старший лейтенант Грачев:

– Да, командир?

– Проверь прибором сумку на предмет нахождения в ней взрывного устройства.

Грачев просветил баул и сказал:

– В сумке нет взрывного устройства.

– Хорошо. Кот, работай!

Котенко открыл сумку, вытряхнул из нее брюки, рубашки, нижнее белье, спортивный костюм, достал папку.

– Документы какие-то, командир.

– Папку в сумку, остальное оставить на память господину Набиеву. Что по Рыбкину?

– Да он уже в прихожей у стены стоит, мордой в бетон, – доложил Грачев.

– У него сумки не было с собой?

– Не знаю.

– Проверь!

– Есть!

Отправив старшего лейтенанта в соседнюю комнату, Седов указал и Кравчуку на дверь:

– На выход, господин предатель.

Тот что-то промычал, но подчинился.

Грачев доложил, что сумка у задержанного Рыбкина есть, но в ней только вещи, никаких документов. Спецназовцы вывели предателей в кабинет, и Седов вызвал по связи Озбека:

– Бек, это Седой. Доложи обстановку!

– В усадьбе и селении тихо.

– Через пять минут мы начнем отход. Нейтрализуй собак, чтобы не мешали, и оставайся на позиции до выхода штурмовых групп в лес. Затем – отход под нашим прикрытием.

– Понял, выполняю!

Седов повернулся к Коновалову:

– Давай, Пегас, выводи этих ублюдков, – майор кивнул на Кравчука и Рыбкина. – Я на минуту задержусь, потом догоню!

– Понял. Всем отход!

Спецы вывели задержанных во двор, оттуда – на территорию соседнего участка и повели к лесному массиву. Седов же подошел вплотную к Набиеву.

– Запомни, Салмон, а если с памятью плохо, запиши. Дом до 10.00 будет находиться под наблюдением моих людей, в том числе и прослушиваться. И не только дом, но и селение и вся близлежащая территория. Тебе до 10.00 здание не покидать. Женщинам также оставаться на территории усадьбы. Это касается и сына. Никого не принимать. Нарушишь приказ – погибнешь, это я тебе обещаю. Не играй со смертью. И лучше молчи о бывших гостях. Не было у тебя никого, и баста. Понял?

– А если ко мне заявятся местные правоохранители?

– Так у тебя же, насколько мне известно, в хороших знакомых обретаются весьма влиятельные люди – как среди законной власти, так и среди сепаратистов. Имея такие связи, неужели не отобьешься?

– Если вы не помешаете…

– Мы не помешаем. Ты нам не нужен. Пока не нужен… Все хорошо понял?

– Не дурак, понял…

– Хоп, Салмон. До свидания.

– Я бы предпочел больше не встречаться с вами.

– Все в руках всевышнего, не так ли?.. Всё, сиди и не рыпайся!

Седов вышел из дома. С крыши сарая ему показал большой палец на мгновение обнаруживший себя капитан Озбек. Майор махнул рукой и пошел к тыловой сетке забора. Он догнал штурмовые группы на входе в лесной массив. У холма принял доклады Николаева и Озбека, что в селении и усадьбе по-прежнему все спокойно, и приказал Грачеву вызвать полковника Трепанова.

Старший лейтенант склонился над радиостанцией и передал трубку командиру отряда.

– Енисей, это Седой. Финальная акция операции «Восточный вояж» успешно завершена. Кравчук и Рыбкин у нас. Отряд, за исключением Бека, оставшегося в селении, находится на исходном рубеже. Прошу разрешить отход.

– Отход на базу Айни разрешаю.