Тиффани уже научилась видеть госпожу Увёртку насквозь и не сомневалась, что когда в следующий раз прилетит её навестить, то обнаружит в её доме юного ученика.

— Как ты его называешь, Тифф? — спросила нянюшка Ягг. — Угомон? Ну так что, на том пока и порешим, да?

Но у Маграт тоже было что сказать:

— Веренс услышал о том, как Джеффри помог старикам, — сказала она. — Король решил наградить его. И кажется, я знаю, какая награда порадует Джеффри…

И вот несколько недель спустя лорд Вертлюг с неприятным изумлением наблюдал, как его младший сын гордо едет по длиннющей подъездной дороге в сопровождении герольда[62], а над головами у них реет знамя с королевским гербом Ланкра. Точно такой же герб красовался и на бархатной попоне Мефистофеля.

— Его консулопревосходительство королевский посол Джеффри Вертлюг! — возвестил герольд, протрубив в трубу.

На глаза матери Джеффри навернулись слёзы счастья, а его отец, которого не могло угомонить никакое волшебство, внутренне вскипел, но, стиснув зубы, поклонился своему младшему сыну, которого всю жизнь презирал и унижал. С властью короны не поспоришь.

Однако королевский посол нанёс им визит не просто так. После обычных в таких случаях поклонов, расшаркиваний и преклонений колен Джеффри широко улыбнулся собравшимся и провозгласил:

— Отец, я привёз потрясающие новости! Порой нам, жителям сельских угодий, может показаться, что в больших городах о нас позабыли. Могу заверить вас: это не так! В последнее время наука далеко шагнула в области… птичников! Некоторые молодые люди из Анк-Морпорка — те, чьи родители имеют достаточно власти, чтобы потакать желаниям своих сыновей, — тут Джеффри многозначительно постучал себя по носу, давая понять, что его отец должен знать этих влиятельных господ, — подумали, что, возможно, больше не нужно охотиться на хитрюгу Ренара, чтобы защитить наших кур. — Он ослепительно улыбнулся. — Они изобрели новую модель птичника, полностью лисонепроницаемую! И вы, отец, тот самый землевладелец, счастливец из счастливцев, кого избрали испытать это великолепное изобретение!

Пока лорд Вертлюг лопотал в ответ что-то невнятное, а Хью, брат Джеффри, кричал «Ура!» (потому что ему показалось, что кто-то должен крикнуть «ура»), Джеффри огляделся вокруг. Он увидел лицо матери. Она давно привыкла, что об неё вытирают ноги, и обычно весь вид её говорил о том, что она не будет возражать, если кто-то сделает это вновь. Но теперь она стояла расправив плечи и гордо вскинув голову.

— Гарольд… Наш сын проявил себя как выдающийся человек, и сам король отметил его заслуги. Король обращается с ним как с другом, — с достоинством сказала она. — Не смотри на меня так, Гарольд, только потому, что сегодня я не собираюсь молчать. И королева Ланкрская пригласила меня на чашку чая, — добавила она.

Лорд Вертлюг повернулся, чтобы уйти, и тут раздалось блеяние Мефистофеля. Козлик прыгнул к лорду, тоже развернулся и впечатал маленькие задние копытца аккурат пониже спины его светлости. Послышался громкий звук исходящих из лорда газов, даже глухой стук, с которым лорд упал ничком, не смог до конца заглушить его.

— Когда требуется кого-то уронить лицом в грязь, этому козлику нет равных, — шепнул Джеффри подоспевшему Мактавишу.

Старый младший конюх посмотрел по сторонам.

— И к тому же ваш отец его и пальцем тронуть не может, — подмигнул он. — В такой-то модной попонке! — Он принюхался. — Ну и воняет же от вашего Мефистофеля. Даже ещё хуже, чем на моей памяти.

— Да, — сказал Джеффри. — Зато он умеет лазать по деревьям. И пользоваться уборной. И даже считать. Он очень странное создание. Умеет превращать пасмурный день в ясный. Ты посмотри как-нибудь ему в глаза.

Мактавиш посмотрел — и поспешно отвёл взгляд.

Через два дня после битвы Тиффани взяла на родительской ферме лошадь и отправилась с ней на верхние пастбища. Стоял прекрасный осенний денёк. В прозрачном голубом небе кричали канюки, и видно было далеко-далеко, до самых гор, где стоял Ланкр. Их вершины были белы, несмотря на время года.

Там, куда она пришла, в любую погоду паслось несколько овец. Сейчас это были подросшие ягнята и их матери. Овцы неспешно щипали траву, а молодняк носился друг за другом, вскидывая копытца. Здесь было особенное место для тех, кто знал, будь то овцы или пастухи. И особый знак отмечал его. Место, где под слоем земли и травы в толще мела покоилась матушка Болен.

От её жилища только и осталось, что четыре вросших в землю железных колеса и старенькая пузатая печка с трубой. Но земля — земля эта была священна. Тиффани поднималась сюда всякий раз, когда ей казалось, что мир вот-вот сотрёт её в порошок, и тут, в царстве никогда не утихающего ветра, она понимала — нет такой беды, с которой она бы не справилась.

Вытащив с помощью лошади и крепкой верёвки старые колёса из земли, Тиффани тщательно смазала их и связала вместе. Явор Заядло некоторое время наблюдал за ней, после того как она отказалась от его помощи, потом удалился, бормоча себе под нос что-то про гейсы и что бы он с ними сделал, будь его воля.

На следующий день Тиффани отправилась к деревенскому плотнику, господину Чурбаксу. Девочкой она играла с кукольным домиком, сделанным его руками. Теперь она задумала домик побольше.

Плотник был рад видеть Тиффани, но очень удивился её просьбе.

— Господин Чурбакс, я хотела бы, чтобы вы научили меня плотницкому ремеслу, — сказала Тиффани. — Я хочу построить себе дом. Пастушью кибитку.

Плотник был добрым человеком и предложил свою помощь.

— Ты ведьма, — сказал он. — Я плотник. У меня немного времени уйдёт, чтобы сколотить маленькую кибитку. Твоя бабушка была очень добра к нам, а ты помогла моей сестре Маргарет. Я буду рад отплатить тебе добром за добро.

Но Тиффани твёрдо стояла на своём:

— Большое спасибо, но я должна сделать эту хижину своими руками. Она будет моя, до последнего гвоздя. Я отвезу её наверх, где летают жаворонки. И я по-прежнему буду ведьмой, если кто-то позовёт. Но жить я буду там.

«Одна, — добавила она про себя. — По крайней мере, пока — кто знает, что ещё будет…» И её рука, будто по собственной воле, нащупала в кармане бережно сложенное письмо от Престона.

И Тиффани стала учиться плотничать по вечерам, после того как заканчивала все дневные дела. Ей понадобилось несколько недель, но наконец возле могилы матушки Болен появилась новая кибитка.

К деревянной двери снаружи были приколочены подкова и клок шерсти — знак, что здесь живёт пастух. В маленькую кибитку вели три ступеньки. От дождя её укрывала полукруглая крыша. Внутри Тиффани сделала себе кровать, крохотный шкафчик, несколько полок и ещё осталось место для умывальника. Лёжа в кровати, она могла видеть сквозь небольшое оконце холмы, простирающиеся до самого горизонта, наблюдать, как встаёт и заходит солнце, как меняет обличье луна — чудеса, которые не перестают быть чудесами оттого, что происходят каждый день.