И почему авторы, принадлежащие к ненаучной сфере, должны его читать?

Во-первых, одна из причин заключается в том, что аспиранты и внештатные научные сотрудники находятся в числе писателей, которых эксплуатируют и третируют больше всего — а это уже много объясняет. Другая причина вызвана тем, что образовательное сообщество возвело перфекционизм в ранг искусства: именно научные круги дали установку «опубликуй или умри».

Ответ на второй вопрос заключается в том, что непростое положение людей науки способно пролить свет на трудности других писателей.

В своих рассуждениях я фокусируюсь в основном на аспирантах гуманитарных наук, однако многое из того, что будет сказано, относится и к сотрудникам с ученой степенью, внештатным научным сотрудникам и даже студентам-старшекурсникам гуманитарных и других факультетов.

Полагаю, что эта часть книги покажется спорной и даже оскорбительной для некоторых людей, но у меня нет намерения кого-то обидеть. Я очень стараюсь оставаться справедливой. У многих научных руководителей (и других членов комиссии) добрые намерения, однако они подавлены системой, в которой работают. Что до остальных — безответственных или некомпетентных, — что ж, они хотя бы не делают бомбы. Я также осознаю, что в силу характера своей работы буду изображать студентов слишком несчастными и совершенно зашедшими в тупик, а потому собирательный образ получится искаженным.

Но я не могу игнорировать того, что постоянно наблюдаю на своих мастер-классах, во время коучинга и где угодно еще. К многим представителям науки относятся плохо, а это ведет к пагубным последствиям для них лично и для общества в целом. Образование между тем бесценно, и чем больше мы угнетаем учеников, тем больше мудрости и перспектив теряем.

А.2. Правила игры

Постдипломное образование представляет собой вариант классического профессионального образования, при котором вы трудитесь многие часы в течение долгих лет на нищенскую стипендию, получая в обмен преподавание, наставничество и доступ в научное сообщество. Я считаю, что такая сделка, уже исчерпавшая себя в образовательных кругах, совершенно несправедлива, потому что обучение аспиранта и его исследования часто приносят университету десятки или даже сотни тысяч долларов в пользу финансирования преподавания и научных изысканий, в то время как аспирант получает лишь малую частицу этих благ взамен. И все же студенты охотно заключают эту сделку, и ситуация, возможно, не так плоха, если университеты отрабатывают свою часть соглашения. Проблема в том, что зачастую они этого не делают. Многие аспиранты получают минимум наставничества, часто деструктивного характера. Кроме того, именно студент остается виноватым, если не добивается наивысшего результата.

Зачастую надежды, возлагавшиеся на научную карьеру, оказываются иллюзией. В статье The Long-Haul Degree, написанной для New York Times в апреле 2010 года, Патрисия Коэн приводит результаты исследования: более трети кандидатов гуманитарных наук 2008 года не могут найти работу в течение целого года после получения степени. Конечно, образовательное сообщество с удовольствием эксплуатирует этих нетрудоустроенных кандидатов наук, давая им малооплачиваемую, с частичной занятостью, без привилегий и продвижения работу «помощника» или «ассистента».

Разумеется, не всякий опыт ужасен, и не всегда он сводится к эксплуатации. В некоторых случаях все складывается прекрасно. Но некоторые известные мне истории поистине отвратительны…

А.3. Симпозиум на тему деспотии в научных кругах

Задумайтесь над фразой, которую научный руководитель сказала аспирантке.

Аспирантура не предполагает, что с вами будут нянчиться, и я не собираюсь быть для вас наседкой. Если это то, что вам нужно, отправляйтесь в техникум.

Это:

Оскорбление и унижение.

Чванство (и некомпетентность) в отношении техникумов.

Возможно, сексизм, направленный в данном случае на девушку-аспирантку (между прочим, научным руководителем-женщиной). Сомневаюсь, что профессор использовала бы выражение «наседка» в разговоре с мужчиной, впрочем, и такое не исключено.

И, кроме прочего,

Контроль и запугивание. «Не беспокой меня, — вот что в действительности говорит научный руководитель. — Просто делай безупречную работу, публикуй ее и позволь мне разделить славу и получить грант. Но, если возникнут какие-то проблемы, решай их сама».

Конечно, научный руководитель так и не потрудилась обрисовать, какие просьбы о помощи она считала обоснованными. Затуманивание сути — инструмент подавляющей системы. Если бы научный руководитель не поленилась подумать, то заметила бы, что а) большая часть потребностей ее аспирантки обоснованна и б) это ее задача — работать с теми, кто в целом компетентен, но требует большей поддержки, чем средний аспирант. Она увидела бы также, что ее стремление создать воображаемый образ беспомощного студента и контролировать с его помощью своих подопечных — не только непорядочно, но и является отказом от профессиональной ответственности.

Однако я не могу полностью винить преподавателя, потому что ее высказывание отражает повсеместную пропаганду «мужественного» отношения к аспирантуре, которая считается трудным делом, потому что отделяет «зерна» от «плевел», «настоящих ученых» от «дилетантов» и т. д. Студентам говорят, что в аспирантуре либо «тонешь», либо «плывешь». Всякий, кто решается требовать больше, чем минимума помощи (а в некоторых случаях вообще ничего не требует), надеется, что с ним будут «нянчиться», «водить за руку» и «гладить по голове». (Все эти слова научные руководители действительно говорили моим знакомым аспирантам; обратите внимание на проявление мании величия, максималистское мышление, навешивание ярлыков и другие симптомы перфекционизма.)

Да, вот еще: «Давайте признаем: не каждому подходит интеллектуальный труд, и, если мы откроем доступ в эту область всем подряд, наука попросту обесценится». (Еще один довод с участием воображаемого студента-неудачника.) Чуть не забыла! Если у вас есть серьезные личные обязательства или проблемы, решение которых нужно совмещать с научной деятельностью, — дело плохо. А сам факт, что вы упоминаете об этом, говорит о вашей халатности.

Особенно возмущает, когда слышишь подобные заявления от научных руководителей в областях, связанных с социальной справедливостью.

В книге Mentors, Muses & Monsters (под редакцией Элизабет Бенедикт) мой коллега Кристофер Кастеллани написал, что его программа обучения на магистра изящных искусств придерживалась «философии «плыви или тони». Ты либо был писателем с врожденным талантом, либо не был. Цель программы состояла в том, чтобы привечать «настоящих» писателей и избавлять «ненастоящих» от долгих лет жестокого разочарования». К счастью, позднее Кастеллани попал на конференцию, где излечился от некоторых последствий перфекционизма:

К концу пребывания на конференции… я больше не чувствовал себя «настоящим» или «ненастоящим» и начал понимать, что подобное разделение вообще бессмысленно, а вопрос нужно ставить так: работаю ли я усердно? учусь ли я? копаю ли я вглубь, принимая трудности? Действительно ли я «ошибаюсь уже лучше»?