Если там кто-то есть, если кто-нибудь слушает, они должны его услышать. Они должны узнать.

Им нужно знать, с чем они столкнулись.

[отметка: 11.16.39]

Включить. Выключить.

Включить. Выключить.

Включить.

Поддерживать активацию. Поддерживать. Пробудиться.

Замурованный и слепой. Беспомощный. Пробыв без сознания так долго, он утратил всякое ощущение того, какое сейчас время и что происходит.

Ему ведом страх.

Он Телемехр.

Его учили разным вещам, и в том числе — контролировать свою злость, пока она не потребуется. Вероятно, она требуется сейчас.

Он дает ей выход. Позволяет ей вытеснить отвратительный страх.

Он анализирует. Сканирует. Определяет.

Его определение таково: он все еще внутри саркофага, и системы гибернации отключились. Нет, их отключили. Коммуникационным сигналом. Кодированным сигналом вокса.

Его разбудила кодированная вокс-передача, которая запустила автоматическую реакцию системы поддержки саркофага.

Саркофаг поврежден. Телемехр не верит, что сможет выбраться наружу. Он зовет, однако вокруг нет почтенных, которые могли бы дать совет или помочь ему.

Вокруг никого нет.

Он не изведает страха. Не изведает страха.

Имплантированный счетчик времени сообщает, что он спал чуть дольше одиннадцати часов. Внешние сенсоры не работают. Он не может видеть. Не может открыть саркофаг. Нет входящей информации.

Есть только разбудивший его вокс-сигнал. Он цепляется за него. Пытается дешифровать.

Инерционные локаторы сообщают, что он неподвижен. Одиннадцать часов назад ими зафиксировано критическое перемещение, за которым последовал кинетический травматический пик, слишком сильный, чтобы измерить его. Он не помнит этого. Должно быть, гиберстазис отключил его прежде, чем это произошло.

Вспыхивают сенсоры движения.

Поблизости что-то есть. Что-то приближается к саркофагу.

Друг или враг? У него нет данных. Никаких способов определить. Он не может навестись на цель. Саркофаг удерживает его. Запертый в ящике, он даже не может разрядить оружие.

Друг или враг?

Что-то бьет по внешней оболочке саркофага и рассекает замки. Что-то распахивает люк.

— Ты там жив? — спрашивает голос.

Внезапно Телемехр получает входящие оптические данные. Свет. Он чувствует, как воздух струится по его коже, хотя у нет кожи.

Голос исходит от фигуры, кажущейся силуэтом на фоне сияния.

— Ответь, — произносит голос. — Ты способен действовать, друг?

Телемехр пытается ответить, однако голос не функционирует. Шум. Визг. Сухая одышка акустики. Он включает киберорганику, направляет энергию к суставчатым конечностям, стряхивает покалывающее онемение стазиса и перемещается вперед.

Он неуклюже и неизящно выбирается из саркофага. Фигура отступает, чтобы дать ему выйти.

Он делает шаг из саркофага, давя ногами в пыль куски камня и стекла. Он чувствует на лице солнечный свет, хотя у него нет лица. Он потягивается фантомным позвоночником, вытягивает фантомные руки.

Включаются оружейные консоли. Загораются индикаторы подачи энергии. Текут ожившие потоки данных. Он глядит сверху вниз на освободившую его фигуру.

— Благодарю. Вас. Повелитель, — удается произнести ему.

— Ты меня знаешь? — спрашивает воин.

— Да. Тетрарх. Я. Опознал. Вашу голосовую. Схему.

Эйкос Ламиад кивает.

— Это хорошо. Мое лицо не столь узнаваемо, как было когда-то.

Телемехр подстраивает оптическую подачу и детализирует ее на великом тетрархе. Визуальный профиль Ламиада не соответствует тому, который хранится в автостековой памяти Телемехра.

Прославленный золотой доспех Ламиада помят и обожжен. Знаменитая фарфоровая половина лица расколота и изуродована. Тонкий механизм левого глаза уничтожен.

Левой руки нет, начиная от локтя, от нее осталась лишь кривая культя доспеха и скопление разорванных киберволоконных кабелей, сломанных керамитовых костей и изодранных искусственных мышц. Правой рукой Ламиад опирается на палаш, как будто это посох странника.

— Вы. Ранены. Лорд. Чемпион.

— Ничего такого, чего нельзя починить, — отзывается Ламиад. — Кроме, вероятно, моего сердца.

— Вы. Получили. Повреждение сердца? Какого. Отдела?

— Нет, друг мой, я выражался метафорически. Ты понимаешь, что сегодня произошло?

— Нет. Где. Я?

Ламиад поворачивается и указывает. Телемехр подстраивает оптический диапазон и расширяет его, как бы оглядываясь по сторонам. Пустынная область. Небо темное и испещрено пятнами высокой температуры. Пятно высокой температуры на близком расстоянии представляет собой строение значительных размеров, охваченное огнем. Можно различить и зафиксировать более удаленные, но, вероятно, более крупные пятна высокой температуры. Пустыня усыпана обломками, в основном — военной техники легиона, большая часть которой уничтожена при столкновении. Телемехр осматривается. Он изучает собственный саркофаг — смятый и наполовину зарывшийся в воронку от удара. Повсюду вокруг разбросаны складские капсулы и контейнеры с оборудованием. Рядом еще два саркофага.

Телемехр проверяет наличие ноосферы, но ее нет. Он не может восстановить и настроить глобальное позиционирование с какой бы то ни было точностью.

— Ты выпал со станции на нижней орбите, — говорит Ламиад. — В то же время упали двое подобных тебе, однако их саркофаги уже были повреждены, и они не выжили.

Телемехр увеличивает изображение двух наполовину раскрытых саркофагов рядом с его собственным.

— О, — произносит он.

— Как тебя зовут, друг? — спрашивает Ламиад.

— Габрил. Нет. Не. Так. Телемехр. Повелитель.

— Телемехр, нас атаковали самым коварным и трусливым образом. Семнадцатый легион обратился против нас. Они вырезали нас, привели в негодность флот и орбитальные сооружения и опустошили обширные участки Калта. Мы близки к поражению. Близки к гибели.

— Я видел. Смерть, повелитель. Мы оба. Видели как. Она. Приближалась к нам. Но в обоих. Случаях. Она. Не забрала. Нас.

Ламиад слушает. Он медленно кивает.

— Я не думал об этом в таком ключе. Ты недавно создан, Телемехр, однако уже проявляешь мудрость почтенного. Техножрецы сделали хороший выбор, удостоив тебя этой чести.

— Мне. Говорили. Это. Потому что. Я. Был совместим. Повелитель.

— Думаю, что да. И не только биологически. После Батора меня чуть было не сделали таким же, как ты. Механикум Конора благословили меня более искусным воссозданием. Впрочем, оно не настолько крепкое.