– Вы хотите, чтобы она жила в закрытой спальне? – переспросил Джордж, пораженный странным приказом Рэйфа.

Никто не входил туда уже много лет.

– Да, именно. Меня не будет дома целый день. Так что проследи, чтобы все было выполнено.

– Слушаюсь, сэр.

Бренда провела день с матерью.

В полдень ее одолела страшная усталость, и она, извинившись, пошла наверх, чтобы немного вздремнуть. Когда она проходила через холл, заметили, что дверь в постоянно закрытую спальню открыта. Охваченная любопытством, она подошла посмотреть, что там происходит. Тильда, одна из служанок, застилала кровать чистыми простынями.

– Тильда, почему эта комната открыта? Рэйф говорил, что ее всегда держат закрытой.

– Знаю, мадам, но сегодня утром мистер Рэйф велел перенести сюда ваши вещи.

Бренда почувствовала, что ее лицо заливает краска.

– Ах да, да, конечно. Вот и хорошо. Я как раз собиралась прилечь ненадолго. Вот и отдохну сейчас прямо здесь.

– Да, мадам. Я уже разложила все ваши вещи в шкафу и туалетной комнате.

– Спасибо, Тильда.

Служанка быстро исчезла, а Бренда медленно вошла в комнату, в которой Рэйф и его отец застали мать с другим мужчиной. Она почти почувствовала ужас той давней ночи и поняла, почему он отослал ее сюда. Рэйф показал этим, что считает свою жену ничуть не лучше матери.

Боль пронзила ее сердце. Что ж, может быть, это к лучшему. Раз теперь они будут жить отдельно, ей удастся скрывать свое состояние еще некоторое время, а время ей очень нужно… Время, чтобы найти выход… Время, чтобы спасти своего ребенка и саму себя…

Бренда осторожно присела на краешек кровати, потом легла. Но спасительный сон не приходил.

Было уже поздно, далеко за полночь. Бренда никак не могла уснуть. Она устала, очень устала. Это чувство уже стало для нее привычным. Казалось, усталость никогда не проходила.

С того самого рокового дня, когда Рэйф так неожиданно вернулся из Нового Орлеана, он ни разу не приходил к ней, больше того, практически не обращал на нее внимания. Ночь за ночью она ждала его прихода, но он не делал ни малейшей попытки приблизиться. Несколько раз по ночам она слышала стук копыт и, подбежав к окну, видела, как он уезжает. Она не знала, во сколько он возвращается, потому что, обессилев, засыпала. Сердце ее болело, страдание терзало душу, она была уверена, что он сейчас нежится в теплой постели Мирабеллы. Невыносимо думать об этом! Рэйф в объятиях красотки-вдовы. Но что еще ей оставалось думать!

Либби заметила тот холодок, что возник в отношениях между Рэйфом и Брендой. Она видела отчужденность Рэйфа, видела, что дочка теперь спит в отдельной спальне, но Бренде удалось сочинить довольно правдоподобное объяснение: мол, Рэйф настолько долго жил один и привык к этому, что ему необходимо уединение. Кажется, мать поверила, но иногда Бренда сомневалась в этом.

Дни проходили похожие один на другой, бесконечно долгие и томительные. Однажды она получила письмо от Клер, та писала, как дела у Марка, как поживают дети. Но, кроме этого события, ничего примечательного не произошло в ее утомительно монотонной и размеренной жизни. Главной целью для нее стало держать в секрете от всех свою беременность. Она должна скрывать свое состояние, пока не придумает, как сбежать из этого ада, в который превратилось ее замужество.

Бренда вздохнула, перевернулась на другой бок и постаралась устроиться поудобнее. На душе у нее было неспокойно, опустошение и страх за будущее ребенка терзали ее.

Рэйф сделал очередной глоток виски. Раньше, бывало, пара-тройка стаканчиков спиртного помогали ему обрести ясность мысли, расслабиться. Но не теперь. Вот уже много дней он пытался погрузиться в блаженное забытье, но успокоение не приходило.

Он все равно любит ее, и всего виски в мире не хватит, чтобы утопить эту любовь.

Может, еще выпить, подумал Рэйф, потом решил, что не стоит. Виски не помогает забыться. Он может спрятаться от мучений за алкогольным дурманом, но потом, когда проснется, они набросятся на него с прежней силой.

Рэйф оттолкнул от себя стакан и поднялся из-за стола. Ноги плохо держали его, он покачнулся, потом собрался и встряхнул головой. Он подумал, что похож сейчас на капитана корабля, попавшего в шторм, потому палуба и ходит под ним ходуном, и пьяно ухмыльнулся. Капитан корабля… Хозяин судьбы…

Он презрительно фыркнул. Не может справиться с разгулявшимися чувствами! Куда уж там быть хозяином чьей-то судьбы, если не может справиться со своей?!

Бренда…

Ее образ снова возник перед его мысленным взором, и жаркая волна поднялась по всему телу. Даже после всего случившегося он не мог отказаться от нее, он желал ее, хотел обладать ею. Несколько раз он пытался забыться в постели Мирабеллы, но на полпути к ее дому всегда сворачивал в сторону и бешено часами скакал на лошади в ночи, пытаясь найти успокоение для измученной души. Бренда…

Воспоминания о ней настолько приятны, что не хочется гнать их от себя. Он вспомнил про игру в покер на раздевание, как она волновалась в первую брачную ночь, а он смухлевал в карты. Он вспомнил ее невинность и отзывчивость. Как сладки ее поцелуи, кожа гладкая и прохладная! Как чудесно быть с ней, сгорать от желания и зажигать в ней ответное пламя!

Спиртное не помогло забыть ее. Неужели отец испытывал то же самое к матери? Ему бы надо презирать ее, но он все так же мечтает о ней.

Демоны терзали его, и он не мог прогнать их. Рэйф вышел из кабинета и начал подниматься по лестнице. Перед дверью в спальню Бренды он не замедлил шаг, не остановился, а с ходу распахнул ее настежь и замер в дверном проеме, уставившись неподвижным взглядом на женщину, лежавшую на кровати.

– Рэйф?.. – Бренда уже собралась было задремать, когда открылась дверь.

Удивленная, она села в кровати, прижимая одеяло к груди.

Рэйф недвижно стоял в дверях. Поднимаясь по лестнице, он решил, что ничто не помешает ему заняться любовью с Брендой, но, взглянув на нее сейчас, он вспомнил мать, какой увидел ее в тот вечер. Это воспоминание оглушило его. Он застыл на месте как вкопанный с непроницаемым лицом. Потом, охваченный отвращением, резко повернулся и ушел прочь.

Первую минуту, как только дверь открылась, Бренда не знала, что и думать. У нее затеплилась надежда, что он пришел, потому что не может больше жить без нее, но Бренда прогнала от себя эту мысль. А потом он ушел, не сказав ни слова. Бренда поднялась с кровати, закрыла дверь и тяжело прислонилась к ней. Слезы душили ее. Такое невозможно выдержать! Насколько ее еще хватит, неизвестно. Уж лучше работать где-нибудь служанкой, чем жить вот так. Всю жизнь, сколько себя помнила, она считала, что нет ничего страшнее голода, но сейчас, получив жестокий урок, поняла: лучше быть голодной, но любимой, чем иметь все богатства мира, но оставаться одинокой и презираемой.