Я чуть ли не подталкивал Ванду, чтобы успеть.

— Хотите что-нибудь выпить? — спросил я.

Была уже почти полночь, когда у меня появился шанс потанцевать с Хестой. Вокруг нее все время был народ. Странно было видеть ее среди людей, зная, какова она наедине. Здесь у нее менялись манеры. Она смеялась, поднимала брови, иначе разговаривала. «И громче», — подумал я.

— Пойдем потанцуем, — сказал я.

Как только я ее обнял, то сразу же понял, что объятия Ванды ничего не значат. Оттого, что я так близко знал Хесту, с ней у меня все выходило идеально. Моя рука привычно обхватила ее талию, подбородок коснулся ее макушки.

— Дорогая, — сказал я и почему-то вздохнул.

— Кажется, ты очень хорошо ладишь с Вандой.

— Она неплоха.

— Во всяком случае, вы так мило болтали и смеялись. Я вас видела. А ты еще притворяешься, будто не любишь вечеринки. Над чем вы смеялись, когда мы оказались рядом во время танца?

— Я не помню, — ответил я.

— Она тебе нравится?

— Не глупи, любимая, — сказал я.

Когда мне не нравилось, что Хеста танцует с Хулио, это было правильно, но казалось глупым, что она возражает против того, чтобы я танцевал с Вандой. Во всяком случае, было скучно обсуждать эту тему.

— Дорогая, — сказал я, — ты помнишь, как мы танцевали весной и ничего не говорили, а потом поймали такси? Помнишь?

— Гм-м, — пробормотала она.

— Это было чудесно, не правда ли? Мне бы хотелось, чтобы то время вернулось и мы оказались там сейчас снова.

Мысль об этом меня взволновала. Я расчувствовался, стал глупым и сентиментальным. Вероятно, я слишком много выпил. Мне хотелось, чтобы мы оказались дома, на улице Шерш-Миди.

— Давай уйдем, — предложил я.

— Нет, мы не можем. Не глупи, — не согласилась она.

— Скоро полночь, дорогая. Мы будем держаться вместе, не так ли? Ты будешь танцевать со мной в двенадцать часов.

— Да, если будут танцевать.

Она машинально хлопала в ладоши, поглядывая через плечо. Оркестр заиграл другую мелодию.

— Тебе не нужно возвращаться, — сказал я, — давай продолжим танцевать.

Мы станцевали еще один танец, но потом она вернулась к столу. Мне так не хотелось ее отпускать! В зале сейчас было на что посмотреть: шапки из бумаги, серпантин и прочая ерунда. Потом погас свет, и сразу возникли суматоха, послышались смех и возбужденные голоса.

— Что происходит? — спросила Ванда, оказавшаяся рядом со мной, и схватила меня за руку.

— Я полагаю, сейчас двенадцать часов, — ответил я.

Нет, она все-таки дура. Я озирался в поисках Хесты, но не видел ее. Потом начали бить часы, а после этого снова зажегся свет и раздались радостные возгласы. Люди пожимали друг другу руки, целовались, оркестр заиграл, и все начали кричать и петь. Все это было очень неестественно. Хеста смеялась и бросала в кого-то серпантин. Кажется, она меня не видела. Мне пришлось встать и пойти танцевать с девушкой в зеленом, с которой я не был знаком.

Мы завтракали. Я сидел в постели, помешивая кофе, а Хеста, свернувшись на краешке, полуодетая, намазывала маслом круассан для меня.

— Думаю, во вторник я поеду в Лондон, — сказал я.

— В самом деле? — спросила она.

— Думаю, да, дорогая. Я хочу уладить это дело, и неизвестно, сколько времени все это займет. Видишь ли, если они решат публиковать книгу, то даже тогда, вероятно, это случится не раньше чем через несколько месяцев. Мне нужно будет попросить аванс.

— Как обстоят дела с нашими финансами?

— Не слишком хорошо. Деньги почти кончились. Того чека хватило больше чем на год, ты же знаешь. Но тебе не о чем беспокоиться.

— У меня, в любом случае, есть свое собственное содержание.

— Да, но мне бы хотелось, чтобы ты пользовалась моими деньгами.

— Еще чашечку, Дик?

— Да, пожалуй. Итак, если я выеду во вторник, то утром в среду могу начать разыскивать издателя моего отца.

— Ты все-таки решил это сделать?

— Думаю, ничего иного не остается. Это противно, но ничего не поделаешь. Иначе никто не станет со мной разговаривать.

— Я не могу поехать с тобой?

— Куда, в Лондон?

— Да.

— О, дорогая, думаю, тебе не стоит. Конечно, я был бы счастлив, если бы ты поехала, но, честное слово, мне лучше пройти через это одному.

— А что я буду делать, когда ты уедешь?

— Это же ненадолго, дорогая. С тобой все будет хорошо — у тебя же есть Ванда и остальные.

— Да…

— Тебе не будет одиноко, не так ли?

— Полагаю, что нет.

— И в любом случае, ты теперь куда-то ходишь.

— Это будет как-то странно.

— Я постараюсь как можно скорее покончить с делами. И только подумай, как чудесно будет, когда я вернусь и скажу, что продал свою книгу.

— Гм-м.

— Я буду ужасно по тебе скучать, но уверен, что тебе ни к чему ехать в Лондон, дорогая. Тебе будет скучно: придется все время слоняться без дела.

— Да.

— Не грусти, дорогая, мы будем вовсю наслаждаться жизнью, когда с этим делом будет покончено.

Поездка в Лондон вызвала во мне волнение. Нужно было купить чемодан и кое-что из вещей. Я давно уже не обращал внимания на то, как выгляжу.

Хеста паковала мои вещи. У нее это не очень-то хорошо получалось, но у меня, вероятно, вышло бы еще хуже.

— Положи рукопись на самое дно, — попросил я, — и проследи, чтобы она не помялась. Я не могу вручить издателю нечто напоминающее туалетную бумагу.

— Я положу на нее твой костюм, — ответила она. — Края не завернутся кверху, если сверху будет костюм. Конечно, тебе нужно будет отдать ее напечатать на машинке.

— Я сделаю это в Лондоне, — сказал я.

— Ты думаешь, тебе понадобятся две пижамы? — спросила она.

— Что? Не знаю. Засунь их туда на всякий случай.

Я не знал, что мне понадобится в Лондоне.

— И все эти галстуки, Дик? — спросила Хеста.

Я лихорадочно рылся в ящике и никак не мог найти запонки.

— О, черт возьми, я ничего не могу найти. Что, дорогая?

— Эти галстуки — ты же никогда не носишь синий?

— Не приставай ко мне с вопросами, любимая, я и так ничего не соображаю. Положи все галстуки, мне все равно. Я могу одолжить твою расческу?

— Да, я могу купить другую.

— О господи! Ты только посмотри на эту туфлю! Каблук совсем сносился. Ты бы могла посмотреть и куда-нибудь отнести.