Н. В. Подгорного назначили председателем Совета Министров УССР. Он сохранил членство в Президиуме ЦК КПСС, но потерял прежнее влияние. Его предшественник в Совмине, Иван Павлович Казанец, получил пост министра черной металлургии. Это министерство было выделено из Госметаллургкомитета при Госплане CCCP в октябре тысяча девятьсот шестьдесят пятого года[169].

П. Е. Шелеста как основного виновника происшедшего вывели из Президиума ЦК и отправили Чрезвычайным Полномочным посолом в Румынию. Планировавшийся на этот пост бывший первый секретарь Ростовского обкома Александр Васильевич Басов еще почти на десяток лет «застрял» в советниках при правительстве Кубы по вопросам животноводства[170].

Партизанская война во Вьетнаме набирала обороты. Решение о широкомасштабной военной помощи СССР, принятое в апреле тысяча девятьсот шестьдесят пятого, начало приносить свои плоды. Двадцать четвертого июля состоялся первый бой между зенитчиками СССР, вооруженными появившимся в начале шестидесятого комплексом ЗРК СА-75 «Двина», и американской авиацией. Результаты показали высокую эффективность советского оружия.

Восемнадцатого августа тысяча девятьсот шестьдесят пятого года во Вьетнаме в ходе операции «StarLite», призванной предупредить нападение партизан Национального фронта освобождения Южного Вьетнама (он же Вьетконг) на базу морской пехоты США близ аэропорта Чулай, произошло первое серьезное боестолкновение наземных сил. Вооруженная до зубов и поддерживаемая авиацией морская пехота потеряла около пятидесяти человек, НФОЮВ – порядка шестисот.

Поражение сильных идеей, но не тяжелым вооружением партизан для военных специалистов оказалось вполне закономерным. После разгрома под Чулаем это стало очевидно и руководству ДРВ, которое до сего момента в основном ориентировалось на опыт своей войны с французскими войсками. Хо Ши Мину пришлось резко активизировать поиск возможностей поставки вооружений (прежде всего комплексов ПВО), которые сильно сократились из-за прекращения наземных транзитов грузов из СССР.

Эх, махнуть бы сейчас в Крым, в Чаир… Не туда, где в бывшем имении княгини Анастасии Николаевны «распускаются розы», а на цековскую госдачу номер семь. Стартануть от пирса на белом двадцатиметровом катере вдоль побережья так, чтобы брызги в лицо и настил коричневого от солнца дерева прыгал под ногами на разбиваемой днищем мелкой волне. В руку бутылочку сочинского оригинального с непривычной, квадратной красно-синей этикеткой. Пусть Вера значительно покачивает фужером с переливающимся янтарем красноватого муската. Намекает, что пить пиво в этом краю моветон, а уж прямо из горлышка – вообще преступление…

Несбыточные мечты. Все тот же кабинет через шторы палило непривычно жаркое для начала сентября солнце, загоняя столбик термометра за двадцать пять градусов. Хорошо, что весной в окна врезали здоровенные ящики кондиционеров Daikin. Хоть шумят, зато прохладно. Не то что раньше – к вечеру в пиджаке, как после сауны. Интересно, кто такой умный в сороковых годах придумал, что кондиционер – идеологически вредное буржуазное излишество?

Впрочем, последнее время в ЦК была «баня» независимо от погоды. Завтра ожидалось очередное заседание, и к нему подготовил паскудненькую записку Суслов. Предлагал взять интеллигенцию на испуг, а проще говоря, посадить парочку писателей по семидесятой статье, за антисоветскую агитацию и пропаганду. Нашелся борец с инакомыслием, мало им с Серовым того, что спровоцировали Никиту Сергеевича разогнать художников «новой реальности» на Манежной в декабре шестьдесят второго[171]. Так и тут, уже кандидатов на «посадку» наметил, критика Андрея Синявского из «Нового мира» и поэта-переводчика Юлия Даниэля.

Конечно, за такую дурость, как публикация собственных статей за границей, дать пару-тройку лет однозначно не помешает. Как минимум мозгов прибавится. При Сталине получили бы за свои художества десятку без права переписки, и на этом все закончилось бы.

Но попаданец в «записках» упоминал их как «родоначальников диссидентского движения, положивших начало…». Очень беспокоился, явно хотел защитить от преследования. Говорил, что судебный процесс будет иметь огромный резонанс среди интеллигенции, а письмо в защиту репрессированных соберет несколько тысяч подписей авторитетных людей. Это же какой все приняло размах в его истории, если про безвестных писак появился отдельный параграф в школьных учебниках двадцать первого века[172]?

Нет, а каков Буковский[173]? Никому не известный псих, оказывается, в конце нулевых баллотировался на пост президента России! И получил известность опять же на этом злосчастном процессе! Да такую, что в семидесятых его меняли на целого Генерального секретаря Компартии Чили! Даже частушка появилась, по которой его и запомнил Петр: «поменяли хулигана на Луиса Корвалана».

Шелепин снял трубку вертушки и набрал номер Председателя КГБ.

– Семичастный слушает…

– Привет, Володя! Не жарко тебе сегодня?

– О, здорово! – засмеялся тот, как молодой комсомолец. – Не, мне охладители японские раньше, чем в ЦК, поставили. Мы же их проверяли, чтобы ничего шпионского узкоглазые не подсунули.

– Оказывается, все украдено до нас.

– Шурик, это же не наш метод[174]!

– Ладно, – Шелепин перешел на серьезный тон. – Говорят, у тебя все готово к аресту и осуждению Синявского и Даниэля?

– Так точно! Установили, что именно эти злодеи прятались под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак.

– Надежно установили?

– Третьего дня из Франции получили фотокопию выправленной рукой Даниэля машинописной копии «Искупления» Аржака.

– Ух ты, серьезно поработали. А еще что?

– Ну… Так-то их сдали практически все: друзья, соседи, коллеги по работе и даже случайные знакомые. Что говорить, если на какой-то пьянке сам Синявский бегал с криком: «Я Абрам Терц». Так что, в каждом деле лежит по пачке заявлений.