Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как вспоминал впоследствии Рашид Нугманов, продюсировать фильм намеревался Эдвард Прессман. Этот человек занимался производством всех «Воронов», работал над фильмами «Отель „Новая роза“», «Судья Дредд», «Уолл-стрит», «Уличный боец» и «Конан-варвар». То есть, останься Цой жив, он мог бы стать мировой кинозвездой. Не менее фантастичное будущее, чем банды Ленинграда с саблями наперевес.
Рашид Нугманов:
«Идея подобного фильма родилась намного раньше знакомства с Гибсоном. Цепочка событий такая. В самом начале был проект ретрофильма об алма-атинских стилягах первой половины 60-х под названием „Король Брода“ с главным героем по кличке Моро. Эта идея появилась еще до „Иглы“, до моего поступления во ВГИК и до знакомства с Цоем. Когда мы познакомились с Виктором, я предложил ему написать музыку к „Йя-Ххе“, а заодно и сняться в ней, – то сразу понял, что никто лучше не сыграет роль Моро. Цой сразу согласился. Я работал над сценарием „Короля Брода“, подключив в качестве соавторов Аркашу Высоцкого и Ажар Аяпову, с перспективой снять проект на „Казахфильме“. Но тут подвернулась „Игла“, и я перенес этого персонажа из „Брода“ в „Иглу“. Одновременно на „Казахфильме“ была запущена картина „Балкон“ с довольно близкой ретроисторией, хотя и без стиляг, но на том же историческом Броде – на улице Калинина в Алма-Ате 50-х. Поскольку запустить вслед за одной ретрокартиной другую было нереально, мы с Виктором решили отложить „Брод“ на несколько лет и после „Иглы“ продолжить историю похождений Моро. Я придумал футуристический сюжет о Ленинграде, который становится свободным капиталистическим городом, независимым от охваченного гражданской войной СССР.
Первые наброски я начал кропать в 1988-м, но вскоре стал художественным руководителем объединения „Алем“ на „Казахфильме“, а потом, весной 1989-го, меня избрали первым секретарем Союза кинематографистов Казахстана, пошли международные фестивали один за другим. У Виктора тоже начались бесконечные гастроли с группой „Кино“. Все это мешало работе, но Виктор меня постоянно теребил, торопил с новым проектом. Наконец, отпраздновав 1990 год, я собрался с духом, где-то 2 или 3 января 1990 года засел за тритмент под рабочим названием „Цитадель смерти“ и за пару недель написал его, причем сразу же на английском языке, поскольку к тому времени возникло уже много предложений из США и Европы. 18 января я привез этот тритмент на Sundance, мы туда приехали вместе с Виктором, я представлял его как актера на главную роль. С американской стороны в проекте участвовали известный продюсер Эд Прессман, в качестве сопродюсера – Тони Саффорд, представлявший в то время New Line Cinema, и с японской стороны – Amuse Inc. вместе с Кики Мияке и ее нью-йоркской компанией Little Magic. Сотрудничать с Биллом Гибсоном мне посоветовал Саффорд. Эд Прессман сразу после Sundance организовал мою встречу с Биллом в Сан-Франциско. Наняли кинозал, в полдень Билл посмотрел „Иглу“, а потом мы загуляли.
Я тогда почти ничего не знал, кроме слова „киберпанк“. Когда выяснилось, что меня сводят с „отцом киберпанка“, я, разумеется, пришел в восторг. Перед встречей меня снабдили разнообразным материалом о нем, который я внимательно изучил, а сам Билл уже подарил мне свои книги. Только после этого я их и прочитал, в оригинале. Билл же ничего не знал ни о Викторе, ни обо мне. Но сразу въехал. Его всегда притягивала советская тема и особенно советский андеграунд, а тут он познакомился с его не последними представителями. Зеркальная ситуация, я бы сказал.
Наутро после нашей встречи Гибсон улетел обратно в Ванкувер. А через пару недель, когда мы с Цоем были уже в Нью-Йорке, от него пришел факс с тритментом киносценария с рабочим названием „Цитадель смерти“. Один из вариантов сценария (третий по счету) мы начали писать с Биллом в Сиэтле в конце апреля 1990-го – я именно поэтому не поехал в Японию, куда вместо меня с Виктором отправилась Джоанна. В фильме планировалась съемка Дэвида Бирна, лидера группы Talking Heads, с которым я познакомил Виктора в Нью-Йорке. Саундтрек к фильму должен был делать Цой с группой „Кино“, но предполагалось, что Дэвид Бирн выступит не только актером, а еще и музыкальным продюсером, возможно – сокомпозитором фильма вместе с Виктором. Я также подумывал использовать некоторые мифологические элементы рока, вроде песни Boris the Spider в исполнении The Who и „Кино“. Моей задачей было нарисовать жуткую эклектичную смесь социализма с диким капитализмом в новом Ленинграде.
Когда „Цитадель“ из советского вдруг стала совместным проектом с американцами, Виктор стал меня теребить, чтобы я быстро написал новый советский проект – мы бы его сняли в том же 1990-м, пока большая совместная картина набирает обороты. Поскольку съемки предполагались осенью в Подмосковье, то на 21 августа назначили встречу в Москве: Соловьев, я и Цой. Не довелось… Факс с окончательным текстом просто был прислан мне в 1991-м, уже после гибели Виктора».[265]
В своих воспоминаниях Рашид Нугманов упоминал, что Виктор ничего не придумал к этому фильму, попросту не успел, но если принять во внимание один момент, то, возможно, все выглядит несколько иначе.
В феврале 2013 года в одном из блокнотов Виктора Цоя, сохраненных Наталией Разлоговой, был обнаружен ничем не примечательный пожелтевший стандартный листок, свернутый вчетверо и вложенный за обложку. На листочке был коротко приведен набросок сценария к фильму о недалеком будущем, молодежных бандах, культе физической силы и тому подобное. Похоже, Виктор все же продумывал варианты сценария к фильму, просто не обнародовал их.
По возвращении из Америки в двадцатых числах февраля «Кино» начинает работу с новым менеджером группы Юрием Айзеншписом и едет с концертами в Новокузнецк. Нужно отметить, что новокузнецкие концерты были не первыми из запланированных. Согласно гастрольному графику, составленному Олегом Толмачевым, в период с 16 по 18 февраля 1990 года Виктор Цой должен был выступать в Мариуполе, где собирался дать пять концертов, однако из-за плохой погоды выступления были отменены.
Олег Толмачев:
«И вот мы тогда начали делать тур. Первый блин у нас сразу комом был. Это в Мариуполе было. Жданов… Сразу же первый концерт после Красноярска. Пять или шесть концертов. У меня сразу была забита вся Украина: Донецк, Запорожье, Днепропетровск, Киев. Ташкенты-фигенты потом. А перед ними был Мариуполь. Договаривались мы без „Кино“. Цой под гитару. В цирке. Все, договорились. И вот тут кто-то мне звонит и говорит: „Олег, цирк – шапито. Вы не боитесь туда Цоя вести?“ Я только потом понял, что я испугался. Я-то лох был, молодой такой, правильный. И до последнего Витя сидел на телефоне в Беляево, типа вылетать не вылетать. И Витя потом говорит: „А что ты испугался-то? Ну отыграли бы. Не убило бы нас там током“. А говорю: „Да как-то за тебя…“ А там на самом деле все прекрасно работали. Но мне тогда как-то вот так… Нет, говорю, Вить, не полетим. Скандал был небольшой, но мы не стали рисковать, ну его нафиг. А вообще должны были выступать в Мариуполе, и все билеты были проданы, и мы обещали, что мы туда приедем. И не приехали. А этот парень, организатор, он потом делал очень много концертов „Технологии“. Вот так вот мы и начали с Юриком работать с Цоем.