Я спускалась по лестнице, чувствуя себя Фрейей, сходящей к смертным. Похоже, Ингольв и Петтер тоже сочли меня земным воплощением богини любви, по крайней мере, разом замолчали и воззрились на этакое чудо.

Довольная произведенным эффектом, я слегка улыбнулась. Сливочно-чувственное благоухание магнолии поплыло по комнате, дразня нос, словно перышком.

— Хм… Неплохо выглядишь, — откашлявшись, наградил меня несколько тяжеловесным комплиментом Ингольв.

Петтер промолчал, но взгляд отвел с заметным трудом. Каюсь, мне было приятно его молчаливое восхищение, хотя совесть, словно кобра, подняла голову и раздула капюшон, готовясь ужалить.

— Спасибо, дорогой! — прощебетала я и, встав на цыпочки, чмокнула мужа в щеку.

Небольшой сеанс ароматерапии смыл с моей души тусклый налет обиды и боли. К тому же птицы слетаются к гейзеру, а не к леднику[19], поэтому я предпочитаю получать желаемое лаской, а не скандалом.

Ингольв дернулся, явно желая превратить целомудренный поцелуй в полноценную ласку, но сдержался.

— Как… хм, отец? — спросил он, галантно предлагая мне руку.

— Думаю, ему уже значительно лучше, — я положила ладонь на его локоть и улыбнулась. — Правда, сомневаюсь, что он спустится к обеду.

Судя по терпкому аромату имбиря — решимость и обаяние — в настоящий момент Ингольва это не слишком волновало.

— Тогда не будем ждать! — он погладил чувствительную кожу запястья, заставив меня прерывисто вздохнуть, и довольно усмехнулся…

Мы все вместе двинулись в столовую. Ингольв относился к Петтеру с грубоватой нежностью и почти каждый день приводил с собой. Он настоящий отец своим солдатам, хотя при этом слишком взыскателен к родному сыну.

Застарелая боль шевельнулась в груди. Мои дети оказались слишком болезненными для этого сурового края, к тому же способности Валериана к аромагии делали его в глазах Ингольва чудаковатым неженкой. Вспомнилось, какую сцену закатил Ингольв, обнаружив, что я потихоньку обучаю сына пользоваться даром. Именно после этого его отправили в кадетский корпус.

К тому же господин Бранд никогда не упускал случая поковыряться в ране, разглагольствуя о естественном отборе и о том, что слабакам лучше умереть, чтобы не портить кровь. Насколько мне было известно, мать Ингольва умерла от простуды, когда он был еще совсем крошкой…

Впрочем, сейчас лучше не думать о проигранных битвах и давних потерях, а внимать забавной истории, которую в лицах рассказывал Ингольв. Он по-детски любит быть в центре внимания, поэтому с годами я научилась имитировать живейший интерес.

Едва мы уселись за стол, как на пороге, вытирая руки о передник, появилась как всегда недовольная Сольвейг.

— К вам дракон Исмир. Звать?

Ингольв и Петтер синхронно поморщились, а я уронила вилку, упавшую на тарелку с похоронным звоном. Только этого не хватало!

За объявленным драконом в столовую гуськом вошли инспектор Сольбранд и господин Бранд. Так сказать, первое, второе и десерт: Исмир — ледяной и освежающий, словно окрошка; инспектор — облаченный в шубу цвета хорошо прожаренного бифштекса; ну а свекор цветом лица напоминал малиновый мусс.

Господин Бранд был мрачнее обычного, зато держался тихо — мышкой шмыгнул на свое место и углубился в изучение солянки.

Ингольв встретил гостей весьма любезно, скорее даже подчеркнуто сердечно.

— Пообедаете с нами? — самым дружеским тоном предложил он, когда закончились взаимные приветствия.

— Боюсь, это невозможно. У нас не найдется эстрагона, — негромко вмешалась я, кладя ладонь на руку мужа.

Злость из-за недавней выходки заставляла меня держаться с Исмиром весьма нелюбезно. Разумеется, цветы превосходны (домоправительница торжественно водрузила их в центре стола, что явно не ускользнуло от внимания дарителя). Но стоило Ингольву лишь заподозрить, кто в действительности был их отправителем, мне не поздоровилось бы!

— Зачем нам этот… эстрагон? — на породистом лице Ингольва было написано искреннее недоумение.

— Легенда гласит, что драконы питаются этим растением, которое также носит название «драконьи язычки» или тархун! — менторским тоном пояснила я.

Признаюсь, мне было немного стыдно за свою выходку, но следовало обозначить неприязнь к дракону (и тем самым пресечь любые подозрения), а сходу изобрести более вежливый способ я не сумела.

Господин Сольбранд с неприкрытым любопытством наблюдал за мной, склонив голову набок.

Исмир хмыкнул и безмятежно сообщил:

— Я согласен довольствоваться бифштексом. Если вы не возражаете против моего общества.

Муж метнул на меня гневный взгляд. Пришлось идти на попятный.

— Что вы, я буду несказанно рада! — надеюсь, ирония прозвучала не слишком откровенно.

Дракон усмехнулся, однако отказываться не стал.

Не доверяя мне развлекать гостей, Ингольв тут же занял их сугубо мужским разговором. Только свекор больше отмалчивался, хотя выглядел уже значительно лучше.

Я сидела, как на иголках, уныло ковыряя вилкой в тарелке и молясь всем богам, чтобы гости поскорее ушли.

Петтер попытался было завязать со мной вежливую беседу, однако односложные ответы быстро отбили у него охоту говорить о погоде.

Разговор перешел с охоты на перспективы чемпионата по катанию на санках (это хельхеймский национальный вид спорта). Жаль, меня нисколько не интересовал спор о преимуществах разных видов полозьев и приемах управления.

Я усмехнулась про себя, вспоминая, как взрослые мужчины наперегонки мчатся с горки — весьма занимательное зрелище! Они ведь до самой старости остаются сущими детьми.

— … Самайн! — вывел меня из размышлений голос Ингольва.

— Что? — встрепенулась я. Кажется, вышло чересчур громко: мужчины дружно обернулись, обдав меня горько-пряной смесью недовольства, удивления и насмешки.

— Завтра Самайн! — объяснил Петтер.

Ингольв метнул на него такой взгляд, будто намеревался тут же разжаловать его в рядовые, а я судорожно сжала нож.

Мысли метались, как лошади в охваченной огнем конюшне. Боги, милосердные мои боги, как я могла забыть?! Ведь всего два года прошло…

Разумеется, за приключениями последних дней мне было не до календаря, но все же такая забывчивость непростительна!

— Мы приглашены к мэру. — В голосе мужа звучал вызов, а пахло от него маслом чайного дерева — пряности и бензин — уверенностью.

«Дама должна держаться с достоинством и не обнаруживать своих чувств на людях!» — твердила мне бабушка, и я всегда старалась следовать ее урокам.