Пенни в разочаровании отправилась было обратно домой, но поддалась внутреннему импульсу и решила вернуться на свой наблюдательный пункт за домом Сая Оуэнса. На этот раз, к ее огромной досаде, автомобиля Эванс уже не было видно.

«Ох черт, да ведь это значит, что здесь никого нет!» — подумала Пенни и, затаив дыхание, подкралась к дому сзади.

Все окна были плотно занавешены, не считая одного, где жалюзи остались приподнятыми дюймов на шесть. Пенни всмотрелась в щель и увидела кухню со старой тяжелой мебелью и полом, покрытым линолеумом.

«Ничего нельзя толком рассмотреть, — подумала Пенни. — Интересно, почему она уехала? К добру ли это?»

Возвращаясь к лесистому участку, Пенни увидела тот самый листок бумаги, брошенный ветром на какой-то куст, и тут же радостно бросилась за ним.

Это оказался явно детский рисунок — лицо женщины с длинными волосами, в котором просматривалось отдаленное сходство с Эванс. Под рисунком стояло одно-единственное слово: «Мамуля».

«Так, значит, у нее все-таки есть ребенок, — размышляла Пенни. — Но она почему-то не хочет, чтобы об этом знали. Могу поспорить на что угодно, дамочка прячет дитя от папаши. Это явно в ее духе. Наверняка она и волосы-то укоротила совсем недавно. Что ж, тогда неудивительно, что Глория испугалась, когда я заметила детскую машинку. Я знаю, что мне делать. Позвоню Альвире и расскажу ей все. Может, она сумеет выследить эту Эванс. Вдруг отец объявил вознаграждение тому, кто найдет его ребенка? Вот уж тогда Берни удивится!»

Пенни с довольной улыбкой села в машину, аккуратно держа рисунок затянутыми в перчатку пальцами. Она положила листок на пассажирское сиденье, посмотрела на него и нахмурилась. Что-то застряло на самом краю ее ума, прямо как больной зуб, который собирался вот-вот заныть снова.

«Черт бы меня побрал, если я знаю, в чем тут дело», — сердито подумала Пенни, тронула машину с места и уехала.

Утром в субботу исчезло то сильное чувство довольства, которое уже стало привычным. Оно появилось у него, когда все газетенки принялись мазать Зан грязью. Он провел ужасную ночь, ему постоянно снились кошмары. В них он пытался убежать от каких-то полчищ, неустанно преследовавших его.

Присутствие духа исчезло из-за необходимости стрелять в того священника. Он старался прижать ствол пистолета прямо к рясе монаха, но тот в последнее мгновение дернулся в сторону. Если верить новостям, францисканец остался жив, хотя и находился в критическом состоянии.

В критическом состоянии, но не мертв!

Что теперь делать? Он велел Глории сегодня вечером явиться в аэропорт Ла Гуардиа, но теперь, хорошо подумав, понял, что идея была никудышная. Глория очень боялась, что ее поймают. Она подозревала, что он не принесет ей деньги.

«Я знаю, как рассуждает эта девица, — думал он. — Я не стал бы исключать, что она может попытаться получить вознаграждение, обещанное Мелиссой, не удивился бы, если бы Глория оказалась полной дурой, попыталась бы заключить сделку с копами и позволила бы им повесить на себя микрофон перед нашей встречей. Но если она уже назвала им мое имя, то все кончено…

Но Глория могла понадеяться и на то, что все обойдется, от жадности не поспешить в полицию, рассчитывая получить мои денежки и при этом не попасть в тюрьму. Тогда она должна будет явиться на встречу.

Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь заметил меня средь бела дня рядом с тем арендованным домом. Но я приеду туда раньше, чем она отправится в аэропорт на встречу со мной. Я унесу из дома все то, что принадлежало ей и Мэтью. Потом, когда явится агент с покупателем и обнаружит их мертвыми, никому и в голову не придет, что Глория изображала Зан».

Сначала он планировал прикончить Морланд так, чтобы это выглядело самоубийством. Но в определенном смысле новый план оказался даже лучше. Матери ни за что не пережить потерю Мэтью.

Думая об этом, он наслаждался воображаемой картиной куда сильнее, чем мыслью о том, как всадит пулю в сердце Зан. Он развлекался так все эти годы. Это началось еще до рождения Мэтью. Он наблюдал почти за каждым мгновением жизни Зан в ее доме, когда только ему того хотелось, а уж в последние два года просто млел, глядя на то, как она лежит в постели, всхлипывает во сне, просыпается утром, протягивает руку и касается фотографии Мэтью, не подозревая о том, что кто-то видит все это…

Было уже одиннадцать. Он позвонил на сотовый Глории, но она не ответила. Вдруг девица уже отправилась в Нью-Йорк, в полицию?

Эта мысль напугала его. Что он может предпринять? Куда бежать?

Некуда.

В половине двенадцатого он позвонил снова, потом еще раз — в половине первого… К этому времени у него уже дрожали руки. Но Глория вдруг ответила.

— Ты где? — резко спросил он.

— Как ты думаешь, где я могу быть? Торчу в этом проклятом доме на краю света.

— Ты куда-то выходила?

— Ну да, в магазин. Мэтти ничего не желает есть. Я купила ему на обед хот-догов. Когда мы с тобой встретимся?

— Вечером, в одиннадцать.

— Почему так поздно?

— Потому что незачем встречаться раньше. К тому времени Мэтью будет уже крепко спать, так что ты сможешь спокойно запереть его в доме и надолго оставить одного. Я принесу все деньги. Попытайся пронести их через таможню, отошли отцу почтовой посылкой. Дело твое, но ты будешь знать, что они у тебя, Бриттани.

— Не называй меня так! Ты застрелил того священника, ведь так, да?

— Глория, я должен кое-что тебе напомнить. Если тебя до сих пор не покинули мысли о том, чтобы пойти в полицию и заключить сделку, то ничего хорошего из этого не выйдет. Я им скажу, что это ты умоляла меня убить доброго старого монаха, потому что у тебя хватило глупости проболтаться ему обо всем на исповеди. Они мне поверят. Ты никогда не выйдешь на свободу. Зато в другом случае у тебя останется возможность делать то, что хочется, заняться карьерой. Даже если полиция согласится на договор, все равно тебе светит самое малое лет двадцать. Уж поверь мне, в тюрьме невелик спрос на актрис и на гримеров.

— Тебе лучше просто принести денежки.

Он почувствовал, что если она и намеревалась пойти в полицию, то теперь ее охватили сомнения.

— Я как раз сейчас этим занимаюсь.

— Шестьсот тысяч долларов? — спросила она. — Все сразу?

— Вечером я подожду, пока ты их пересчитаешь.

— Если Мэтью скажет, что это я унесла его там, в парке?

— Я подумал о том, что ты говорила. Ему было всего три года. Причин для беспокойства нет. Я в этом уверен. Они решат, что малыш просто перепутал. Он никак не мог запомнить, кто его унес в тот день, мать или кто-то другой, в смысле ты. Знаешь, что вчера была арестована Зан? Копы не верят ни единому ее слову.

— Наверное, ты прав. Я просто хочу, чтобы все это поскорее закончилось.