О Конго почти забыли. В мире хватает новых горячих точек: кто ждал, что в них превратятся Донбасс или Сирия?

Последний важный текст про колонизацию Конго написан в 1990 году – он вошел в «Ночные рассказы» Питера Хега. Там хороший конец: молодой европеец и вождь обреченного черного племени беседуют в самом сердце тьмы.

«Впервые Дэвид остался наедине с девушкой. Некоторое время они внимательно смотрели друг на друга. Потом девушка сказала:

– На языке моего племени мое имя значит «война».

Дэвид кивнул.

– Европейцы, – сказал он и, сам не понимая того, заговорил так, как будто это был класс, к которому он больше не принадлежал, – европейцы специалисты по ведению войн».

В 1983 году СССР и США поддали жару и чуть не превратили холодную войну в третью мировую. Американцы разместили ракеты в ФРГ и напали на Гренаду. Русские ответили ракетами в ГДР и сбили корейский авиалайнер. Было как сейчас, только хуже.

Пока бывший поэт Юрий Андропов и бывший актер Рональд Рейган мерились боеголовками, пожилой рокер Пол Маккартни, как и положено пожилым рокерам, выпустил хит за мир во всем мире – очередной в его карьере, но исключительно важный для нашей истории.

В клипе на песню Pipes of Peace он снялся в трех ролях: британского, французского и немецкого солдата. По сюжету все трое получают письма из дома, бросают винтовки, выходят на ничейную землю, братаются и начинают футбольный матч.

Полный абсурд, если не знать предыстории.

Накануне Рождества 1914 года немцы, британцы и французы действительно перестали стрелять друг в друга.

Ранним вечером 24 декабря в окрестностях деревни Сент-Ивон из немецкого окопа донеслось пение. Голоса, говорят, были нестройные и прокуренные. Пели Stille Nacht, рождественский гимн. И англичане, которые залегли в ста метрах западней, ответили.

Потому что песня про тихую ночь есть на всех языках.

О Первой мировой осталось мало кинохроники. В ней в основном генералы и аэропланы. Мало солдатских лиц. Трудно представить, как это было и что эти люди испытывали.

В России такой тип войны называют позиционной. Западный термин точней: окопная война. Засесть в траншею и пересидеть противника. Цель такой войны – истощение.

Представьте зигзаг в земле. Представьте трубу с коленом не длинней 20 метров, чтобы взрывная волна – если вдруг обстрел – не пошла дальше. Представьте – хорошенько представьте – среднюю глубину окопа (4 метра) и узкую полоску неба. Представьте, что эти зигзаги растянулись на пятьсот километров от Ла Манша до Альп. И, наконец, представьте годы, проведенные там.

С одной стороны – три миллиона французов, бельгийцев и англичан. С другой – три миллиона немцев.

Итак, поле к югу от города Ипр изрезано параллельными рядами окопов: немецкими и британскими. И вот со стороны немцев начинают петь рождественский гимн. И самое странное: из окопа медленно появляется елка.

Неизвестно, кто сделал первый шаг и почему того человека не пристрелили, но через несколько минут пустое пространство заполнили люди. Общались они в основном знаками. Спешили. Было много дел. Обменяться подарками. Выпить. Сфотографироваться. Похоронить своих мертвецов. Ждали, что в любой момент накроет огнем, но артиллерия молчала.

Британский офицер Брюс Барнсфатер – в мирное время карикатурист – видел это своими глазами. «Я заметил немецкого офицера и намекнул, что мне нравятся пуговицы на его мундире. Немец разрешил срезать несколько штук, а я взамен дал ему несколько своих… Последнее, что я видел, – как один из моих пулеметчиков, парикмахер в мирной жизни, стрижет немца, который терпеливо стоит перед ним на коленях».

Генри Вильямсон, будущий художник, – там умерло много поэтов и художников – писал матери. «Дорогая моя мама! Сейчас 11 утра. Передо мною блиндаж, рядом горит кокс. В траншее земля мокра, а снаружи – мерзлая. В зубах у меня трубка, та самая, что подарила принцесса Мэри. В трубке табачок. Ну а что же еще, скажешь ты. Минуточку! Табачок-то немецкий. Ага, скажешь ты, от пленного, наверно. Но нет! Табак принес немецкий солдат, да-да, живой немец из другого окопа. Вчера мы с ними встретились на нейтральной территории, пожали руки и обменялись подарками. Удивительно, не правда ли?»

В то Рождество браталось сто тысяч человек. Если вам скучно вчитываться в эти старомодные письма, то историю Великого Рождественского Братания вкратце описал американский фолкер Джон Маккатчен. Его лирический герой – солдат из Ливерпуля, родину любит, а как же, просто задолбала война. И когда к нему в окоп приходят немцы, он наливает им бренди и зовет играть в футбол.

«По разные стороны ружейного прицела мы одинаковы», – поет Маккатчен.

В точности так все и было, в точности так все и есть.

Выражение Leben und leben lassen впервые встречается у Шиллера в «Лагере Валленштейна». Время действия – Тридцатилетняя война, которая для своего времени тоже была мировой.

«Сам поживай и другим жить давай!» (в переводе Льва Мея). «Сам не робей и других не тревожь» (в переводе Льва Гинзбурга). Или на современный манер: живи и дай жить другим.

Именно так вели себя солдаты в Первую мировую. Особенно когда командир далеко. В те годы не изобрели еще ни боевых ракет, ни танков в их привычном виде, ни самолетов нормальных, но главное, чего еще не было, – качественной промывки мозгов. И каждый солдат в бесконечном окопе задавал себе вопрос: какого черта я стреляю в парня из соседней деревни?

В общем, солдатский здравый смысл.

Но и у здравого смысла есть пределы.

На Пасху 1915 года братания повторились. Генералы начали беспокоиться. К счастью для них, уже в конце апреля чуть к северу от тех, самых первых окопов, немцы впервые в истории применили химическое оружие: хлор. Позднее в том же месте испробуют и горчичный газ, который сейчас называют красиво, ипритом, в честь города Ипр, где несколько тысяч человек ослепнут за несколько минут.

Рождественское волшебство закончилось, больше на Западном фронте никаких братаний.

А о состоянии дел на Восточном фронте хорошо сказал Марек из эпических «Похождений бравого солдата Швейка».

«Это большая ошибка, если вы считаете себя самым совершенным и развитым существом. Стоит отпороть вам звездочки, и вы станете нулем, таким же нулем, как все те, которых на всех фронтах и во всех окопах убивают неизвестно во имя чего… И когда вы наконец сложите свою культурно недоразвитую голову на поле сражения, то никто во всей Европе о вас не заплачет…»

В первые годы войны на востоке братания не были массовыми – ну, просто разные конфессии и даты Рождества не совпадали. Но 24 декабря 1914 года «Тихая ночь» повторилась и там, на реке Бзура, где русская армия отражала австро-венгерское наступление на Варшаву. Cicha noc, спели поляки. Stille Nacht, ответили им из окопа напротив.