незамужней дочери покойницы, разбила таз у дверей и с горькими рыданиями двинулась впереди похоронной процессии.

Среди гостей, провожавших гроб с телом покойной, находились: внук гуна Умиротворителя государства Ню Цина, носящий наследственный титул бо первого класса, – Ню Цзи-цзун; обладатель наследственного титула цзы[52] первого класса Лю Фан, внук гуна, Внесшего порядок в управление государством – Лю Бяо; обладатель наследственного звания третьего класса полководец, Подавляющий своим могуществом – Чэнь Жуй-вэнь, внук Чэнь Си-гуна, Установившего равновесие в стране; обладатель наследственного звания третьего класса полководец, Внушающий страх отдаленным странам – Ма Шан-дэ, внук Ма Куя – гуна, Установившего порядок в стране; обладатель наследственного титула цзы первой степени Хоу Сяо-кан, внук гуна Совершенного правителя – Хоу Сяо-мина (вследствие смерти жены Шаньго-гуна его внук Ши Гуан-чжу, соблюдавший траур, не смог приехать). Эти шесть гунов вместе с семьями Жунго-гуна и Нинго-гуна носили краткое наименование «восемь гунов». Кроме того, здесь были: внук Наньаньского цзюнь-вана[53]; внук Сининского цзюнь-вана, Преданный и почтительный хоу Ши Дин; внук Пинъюаньского хоу, наследственный обладатель титула нань[54] второго класса Цзян Цзы-нин; внук Динчэнского хоу, обладатель наследственного титула нань второго класса Се Кунь; внук Сянъянского хоу, обладатель наследственного титула нань второго класса Ци Цзянь-хуэй; внук Цзинтяньского хоу; начальник военной палаты пяти городов Цю Лян. И далее: сын Цзиньсянского бо – Хань Ци; сыновья полководцев Божественной воинственности – Фын Цзы-ин, Чэнь Е-цзюнь, Вэй Жо-лань и многие другие знатные люди, которых невозможно перечислить поименно. Гости женского пола съехались в десяти больших паланкинах и в тридцати или сорока малых паланкинах, и сопровождали их не менее ста колясок и паланкинов со служанками. Паланкины и всевозможные ритуальные предметы растянулись на три-четыре ли.

По дороге на небольших расстояниях друг от друга были возведены навесы, под которыми стояли столы с угощениями, были разостланы циновки, расположились музыканты, – все это были подношения, сделанные к похоронам друзьями и знакомыми.

Первый навес был поставлен Дунпинским цзюнь-ваном, второй – за счет Наньаньского цзюнь-вана, третий – за счет Сининского цзюнь-вана, четвертый – Бэйцзинским цзюнь-ваном.

Из этих четырех ванов лишь Бэйцзинский ван обладал самыми высокими заслугами, и вплоть до нынешнего времени его сыновья и внуки наследовали его титул.

Нынешний Бэйцзинский ван Шуй Жун еще не достиг того возраста, когда надевают шапку[55], он обладал красивой внешностью, отличался скромностью и добротой. Когда он узнал, что скончалась жена внука Нинго-гуна, и вспомнил о том, что их деды когда-то были связаны тесной дружбой, делили между собой и горести и славу, он не посчитался со своим положением вана, ибо сам знал, что такое траур, и велел чиновникам соорудить на дороге навес и устроить угощение. Ранним утром он побывал при дворе, быстро закончил все служебные дела, а затем, переодевшись в траурную одежду, в большом паланкине с зонтом прибыл на то место, где стоял навес, и приказал опустить паланкин на землю. Подчиненные ему чиновники выстроились рядами по обе стороны паланкина и прислуживали ему, не разрешая солдатам и простому народу толкаться поблизости.

Вскоре показалась приближавшаяся с севера огромная похоронная процессия, которая напоминала поток расплавленного серебра, разлившийся по земле.

Люди из дворца Нинго, расчищавшие путь для процессии, доложили Цзя Чжэню о прибытии Бэйцзинского вана. Цзя Чжэнь тотчас приказал всем остановиться, а сам в сопровождении Цзя Шэ и Цзя Чжэна поспешил к тому месту, где находился ван, и приветствовал его со всеми положенными церемониями.

Бэйцзинский ван привстал в паланкине и со сдержанной улыбкой отвечал на приветствия. Отбросив высокомерие, он сделал Цзя Чжэню и остальным знак приблизиться.

– Чем я, ничтожный, живущий заслугами своих предков, смогу отблагодарить вас за честь, которую вы оказали мне своим присутствием на похоронах жены моего недостойного щенка?! – воскликнул Цзя Чжэнь.

– Мы ведь с вами старые друзья, – сказал ему Бэйцзинский ван, – к чему такие слова?

Затем он повернул голову и приказал одному из своих старших чиновников заняться совершением жертвоприношений. Цзя Шэ и все остальные снова принялись благодарить его.

Между тем Бэйцзинский ван учтиво обратился к Цзя Чжэну и спросил его:

– Кто это у вас родился с яшмой во рту? Я давно хотел его видеть, и если он сейчас здесь, почему бы не привести его ко мне?

Цзя Чжэн торопливо отошел в сторону, приказал Бао-юю переодеться, затем привел его поклониться Бэйцзинскому вану.

Бао-юй уже слышал о мудрости и добродетелях Бэйцзинского вана, о его совершенных талантах и необыкновенной красоте, о том, что он со всеми держится непринужденно, не стесняя себя чиновничьими обычаями и государственными церемониями, и давно мечтал с ним познакомиться. Только строгость отца мешала ему осуществить свое желание. Теперь же, когда Бэйцзинский ван сам позвал его, Бао-юй обрадовался и поспешил к нему, на ходу обдумывая, как вести себя при встрече.

О том, как держал себя Бао-юй в присутствии Бэйцзинского вана, вы можете узнать из следующей главы.

Глава пятнадцатая, повествующая о том, как Ван Си-фын в «кумирне Железного порога» показала свою власть и как Цинь Чжун наслаждался в монастыре Пампушек

Еще издали Бао-юй окинул взглядом Бэйцзинского вана Шуй Жуна и увидел, что тот одет в шелковый халат с узором из пятипалых драконов, плотно облегающий стан, подпоясан красным кожаным поясом с кистями, украшенными лазоревой яшмой, а на голове у него шапочка с серебряными крылышками – обычный головной убор вана. Лицо его цветом напоминало лучшую яшму, а глаза сияли, как звезды. Поистине, это был красавец.

Представ перед ним, Бао-юй низко поклонился. Вечнопроцветающий, не выходя из паланкина, положил руку на плечо юноше. Бао-юй был одет в белый с узорами из драконов халат с узкими рукавами, подпоясан серебряным поясом с украшениями из жемчужин, на голове его красовалась шитая серебром шапочка, а на лбу повязка с изображением двух драконов, выходящих из моря; лицо походило на цветок, распустившийся весной, а глаза сверкали, точно капельки застывшего черного лака.

– Недаром о нем идет молва! – с улыбкой сказал Бэйцзинский ван. – Он и в самом деле похож на драгоценность и подобен яшме! А где же то сокровище, которое было у него во рту при рождении?

Бао-юй вынул из-под одежды свою яшму и протянул вану. Бэйцзинский ван Шуй Жун внимательно осмотрел ее, прочитал написанные на ней иероглифы, а затем спросил:

– Эта яшма в самом деле чудотворная?

– По крайней мере, так говорят, – ответил Цзя Чжэн. – Но сам я пока от нее никаких чудес не видел.

Выражая вслух свое восхищение,