– Конечно, сэр. В моем кабинете, я думаю.

Он отказался от угощения. Джемайма направилась вверх по лестнице, за ней почти бесшумно семенила Мэри, позади них шел Чиффинч, ступая тяжело и уверенно. В кабинете она отослала Мэри и села, жестом пригласив Чиффинча сесть на софу. Его лицо было влажным и блестело то ли от дождя, то ли от пота, трудно сказать.

Он не стал садиться.

– Простите меня, я приступлю сразу к делу – у меня мало времени. Я полагаю, ваша светлость знает, кто я?

Она наклонила голову:

– Безусловно, сэр.

Все знали мистера Чиффинча, хранителя личных покоев короля. Все, кто что-нибудь значил.

– Я имею честь служить королю в его личных делах, что означает, я не всегда могу объяснить свои слова и действия так открыто, как я бы желал. Но поверьте, мадам, я здесь, чтобы сделать вашему мужу добро. Передайте ему, что я ему настоятельно рекомендую попросить отпуск у его величества и покинуть двор на месяц или около того. Я советую ему отвезти вас в Сайр-плейс как можно скорее. В конце концов, что может быть естественнее, чем нанести визит вашему отцу? Его здоровье послужит вам предлогом.

Она отметила тот факт, что он хорошо осведомлен о положении ее семьи. Она сказала:

– Я должна назвать мужу какую-то причину, не так ли? Он примет в штыки идею покинуть Лондон сейчас. Его дело слушается в Пожарном суде, к примеру…

– Миледи, послушайте меня, – сказал Чиффинч. Его голос оставался мягким, но он говорил с бóльшим напором, чем прежде, что придавало его словам бóльшую значимость. – Вы можете сказать сэру Филипу следующее: причина связана с Пожарным судом. Он поймет.

Джемайма поежилась.

– Простите меня, мадам, – сказал Чиффинч. – Я держу вас разговорами в комнате без огня. Позвольте, я вызову вашу служанку. А теперь я оставлю вас в покое. – Он подошел к ней и нагнулся. Понизил голос: – Обязательно передайте вашему мужу то, что я сказал, как только он вернется. Скажите ему, я сделаю что смогу, но вы оба должны уехать в деревню как можно скорее. Иначе я не отвечаю за последствия.

Он вышел из комнаты, не сказав больше ни слова. Она слышала его шаги на лестнице. Потом пришла Мэри и настояла, чтобы она перешла в спальню, где горел огонь.

Джемайма позволила увести себя в спальню. Но отказалась ложиться в постель, хотя она уже была для нее согрета.

– Зажги еще свечей, – сказала она. – Подбрось дров в огонь и принеси мне поссет. Я буду дожидаться твоего хозяина.

Мэри ушла. Джемайма обняла свой живот. Он стал больше, чем раньше? Итак, все вернулось к Пожарному суду. Предупреждение Чиффинча, очевидно, связано с Клиффордс-инн и интригой Филипа, с письмами в его шкафу и убийством вдовы Хэмпни. Ужасная шлюха была мертва. Но продолжала преследовать их.

Джемайма обняла себя, обняла своего сына. Но теперь мистер Чиффинч поменял правила игры. Если она умело распорядится картами, что у нее на руках, она может получить все, что пожелает. В Сайр-плейс, под защитой ее отца, Филип будет принадлежать ей целиком и навсегда. Она сделает так, что он полюбит ее снова. И…

«Мой сын, – подумала она, – мой сын. Я делаю это все для тебя».

Глава 35

Лауданум. Спиртовой раствор с соком мака, к которому аптекарь добавляет другие ингредиенты по своему усмотрению.

Знать, из чего состоит снадобье, не то же самое, что знать его природу.

Тело – тюрьма, в которой дух мечется внутри решеток костей и стен плоти, пока смерть не отопрет дверь и не выпустит дух на свободу.

Даже в тюрьме у человека могут быть видения, которые делают его царем времени и пространства.

Такие мысли и им подобные маршировали в моей голове, как на торжественном параде, в соответствии с некой непонятной мне логикой. Я знал, что все они чрезвычайно важны. Но когда я пытался остановиться на какой-то мысли, тотчас прибывала другая и вытесняла свою предшественницу.

На самом деле мой разум был кипучим местом, оживленным, но упорядоченным в смысле его организации и действий; он был похож, пришло мне на ум, на пчелиный улей. Метафора мне понравилась, и мне показалось, что мои мысли стали обретать внешний облик пчел.

Пока все это происходило, другая моя часть знала, что я лежу на левом боку в собственной постели в Инфермари-клоуз. Мои глаза были закрыты, но это не имело значения, потому что я прекрасно видел с закрытыми глазами. Мое тело было неподвижно. Я подумал: «А вдруг это навсегда?» Такая перспектива меня нисколько не тревожила. Я обратил внимание и не удивился, что меня не одолевала боль. Или если боль и была, то где-то далеко от меня.

Пока я об этом думал, пчелы стали вести себя странно. Из желтых они сделались красными и стали образовывать узоры, в которых я узнал буквы алфавита. Потом они стали складываться в слова. Если быть точным, в два слова, написанные алыми буквами и повторяющиеся снова и снова.

Каинова печать. Каинова печать. Каинова печать.

– Мне кажется, он проснулся, – сказала Маргарет. – Слава Господу.

– Глаза открыты. Но это ничего не значит.

– Они голубые, Сэм? Я раньше не замечала, какие они голубые.

– Глаза как глаза, такие, как всегда. Глупая женщина. Это опий. От него зрачки делаются меньше. Видел такое сотни раз.

Я хотел сказать: «Конечно, я проснулся».

Мой отец сидел рядом со мной. Он улыбался.

Во вторник утром Сэм принес мне письмо. Я был внизу, но в ночной сорочке.

К этому времени действие лекарства ослабело. После состояния транса, в котором я пребывал несколько часов, я чувствовал себя неожиданно посвежевшим. Я был бодр и способен двигаться. Я испытывал некий дискомфорт, но лауданум притуплял острую боль. Она была спящим тигром, чьи острые когти касались моей кожи, но еще не впивались в нее глубоко.

– Доставил посыльный, хозяин, – сказал Сэм. – Он дожидается ответа на кухне. Не в силах сдерживать себя, он плюнул в пустой камин. – Надутый, как петух на куче навоза.

По печати было понятно, кто послал письмо. Я развернул его.

Зайдите ко мне в мои комнаты до полудня. У. Ч.

В дверь постучали, и в комнату вошла Кэт. Я молча протянул ей письмо.

Она взглянула на меня:

– Пойдете?

– Мне придется с ним увидеться рано или поздно. Лучше раньше. Завтра заседает Пожарный суд, и дело Драгон-Ярда будет решено так или иначе.

– Говорят, у Чиффинча большое влияние