Она покачала головой:

— Нет. Но…

— Ты самая умная, красивая и чистосердечная женщина из всех, кого я когда-либо встречал. Мне нравится беседовать с тобой, а я терпеть не мог болтать с женщинами. Ты словно свеча в окружающей меня темноте. И если мне когда-нибудь повезет и я завоюю твое сердце, как ты завоевала мое, я… — Он помолчал. — Пожалуйста, никогда больше в моем присутствии не принижай себя.

Боже!

— Спасибо тебе, Брэм, — прошептала она с полными слез глазами.

— Тебе спасибо. И если мое признание ты принимаешь, я буду считать, что жил на свете не зря. А сейчас возвращайся к своим родным. Я пойму это правильно.

Больше всего ей хотелось, чтобы он снова сделал ей предложение, ибо после произнесенной им речи она поняла, что ничего не имеет против того, чтобы провести с ним всю оставшуюся жизнь, негодяй он, или не негодяй. Она должна была честно признаться, что ей понравились рассказы, где он выступал в роли негодяя. Вполне благородного негодяя.

Только заняв свое место в карете рядом с раздраженным и нетерпеливым семейством, она вспомнила, что он нашел деньги, чтобы помочь ей, но ничего не сказал о том, как он собирается помочь самому себе.

Брэм выехал на рассвете и ехал, старательно избегая парков и дорог, по которым он раньше часто ездил. Поскольку Изабель Уоринг была рядом с Розамундой и слышала угрозы Косгроува, то Салливан и Фин тоже об этом должны знать. Они будут сговариваться, как лучше всего спасти его, но, честно говоря, он этого не хотел.

Идеальным решением проблемы было бы, если бы Косгроув провалился в болото или деньги удовлетворили бы его. Тогда бы Брэм сделал предложение Розамунде и она бы приняла его, а герцог предоставил бы им как постоянную резиденцию Лаури-Хаус. Будут расцветать цветы и подрастать дети, и никто не будет попрекать его позорным прошлым, и он навсегда останется порядочным человеком.

Беда была в том, что он по-прежнему чувствовал себя таким же негодяем, каким был всегда. Его друзья нарушали закон по причинам, как он считал, дававшим им такое право. Он же поступал так, чтобы сделать интереснее жизнь, становившуюся все более скучной. Один только факт, что он влюбился во время попытки совершить единственное доброе дело, едва ли мог оправдать все, что он совершил. И Розамунда была совершенно права, когда не доверяла ему.

Точно в десять часов он подъехал к Марстен-Хаусу. И немного удивился, когда не увидел герцога, пытающегося преградить ему вход в дом. Огаст действительно достал восемь тысяч фунтов наличными, не выходя из-за письменного стола.

— Как это тебе удалось? — спросил Брэм. — Я думал, что с твоим распоряжением мне придется объехать половину банков Лондона.

— У меня свои способы. Не такие таинственные или необычные, как у тебя, но есть.

— Не собираюсь спорить.

Они добавили эти деньги к уже собранным им и лежавшим в его сумке. Это было настоящее состояние, и он чувствовал сильное искушение схватить Розамунду и сбежать с таким богатством в руках.

— Теперь об этом деле с Черным Котом, — сказал Огаст, упираясь бедром в угол стола, который из вежливости даже не скрипнул. — Брэм, ты не можешь думать…

— Я негодяй, Огаст, как тебе это известно по собственному опыту. Слава Богу, все знают, что я не поддерживаю отношений с семьей, поэтому никакая сплетня или скандал не повредят тебе. Я постараюсь, чтобы этого не случилось. — Брэм встал, надел на шею тесемки сумки и перекинул ее через плечо, чтобы не потерять. Затем он протянул руку: — Спасибо. Я отблагодарю тебя, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни.

Огаст пожал его руку.

— Я это знаю. И как бы там ни было, у вас с отцом могут быть разногласия, но с какой стати нам с тобой не сохранить отношений, установившихся за эти последние несколько недель?

— Мне бы этого хотелось.

— Будь осторожен.

— Постараюсь.

К одиннадцати часам Брэм подъехал к Дэвис-Хаусу. Его сердце забилось сильнее. Ведь он собирался сделать подарок в огромную сумму денег очень гордому и, вероятно, очень подозрительному человеку. А главное — увидеть Розамунду. Его Розамунду, которая не выходила у него из головы ни на минуту.

Нельзя было отрицать тот факт, что он сошел сума. А что бы произошло, если бы он попросил ее руки второй и последний раз? В том случае, разумеется, если бы его до той поры еще не убили. Возможно, арест был меньшим из двух зол. В этом случае он мог бы надеяться, что она примет его предложение.

Он постучал в крепкую дубовую дверь медным молотком. Тишина. В одно страшное мгновение он испугался, что семья увезла невесту к Косгроуву с утра пораньше. Он уже приготовился ударить в дверь ногой, как она открылась.

— Милорд, — сказал дворецкий, умудряясь выглядеть одновременно и высокомерным, и недовольным. Ох уж эта обслуга!

— Лорд Абернети у себя?

— Если вы подождете в холле, я доложу.

Опять приходится ждать в холле. Брэм коротко кивнул, вошел и прислонился к стене, скрестив на груди руки. То, что его бесцеремонно оставили здесь, наводило на мысль, что семья заодно с этим негодяем Косгроувом.

— Чем обязан? — спросил, выходя из кабинета в сопровождении дворецкого, Абернети.

— Всего одно слово, милорд.

— Сегодня утром я очень занят. Может быть, вы оставите свою визитную карточку и придете завтра?

Брэм расправил плечи и шагнул к нему.

— Я думаю, вы захотите выслушать меня. Нахмурившись, граф отступил в сторону, пропуская Брэма в свой кабинет.

— Только побыстрее, ладно? Я еду в парламент.

— Конечно. Прикройте дверь, если можно.

Как только Абернети сделал это, Брэм снял сумку с плеча. Затем выложил ее содержимое на стол графа.

— Здесь четырнадцать тысяч фунтов, — сказал он. — Косгроув наверняка запросит двенадцать, но вы сможете заплатить все, что он потребует.

Граф посмотрел на деньги.

— Я не понимаю.

— А что тут понимать? Откупитесь от Косгроува и избавите вашу семью от его влияния.

— И вместо него буду в долгу у вас? Я не могу понять, как это может улучшить положение. Замужество Роуз снимет с нас долг. А это, — он указал на деньги, — передаст меня во власть другого дьявола.

Что это случилось со старой пословицей: «Дареному коню в зубы не смотрят»? И уж конечно, не закидывают грязью.

— Это не заем. Это подарок.

— Подарок? Вы серьезно?

— Да.

— С какой целью?

— О Господи! — Не ожидая приглашения, которое он все равно не рассчитывал получить, Брэм подошел к винному шкафчику и налил себе бокал портвейна. — Считайте, что это попытка успокоить мою совесть. Я помогал вашему сыну сойти с пути истинного, поэтому я в какой-то степени несу ответственность за его долги.