у нас по-прежнему настолько стигматизирована. Все эти «мы были слепы» (не подозревали о чем-то), «неспособность видеть дальше собственного носа» (неумение осознавать и просчитывать последствия, представлять общую картину), «зашоренность» (косность, ограниченность мышления), «слепой фанатизм», «слепая любовь» (безрассудство) – уравнивают отсутствие зрения с отсутствием осознания внешнего мира. Однако в действительности слепые вполне осознают, что творится вокруг них[211].

Эхолокация позволяет Кишу чувствовать то, о чем не подозревают зрячие, – располагающееся за спиной, за углом, за стенкой. Но бывает и наоборот – то, что для зрячего элементарно, эхолоцирующему дается с большим трудом. Эхо от мелочей на переднем плане тонет в эхе от крупных объектов, выступающих фоном. Как летучим мышам трудно различить насекомое на фоне листа, так Кишу и другим эхолоцирующим трудно различить предметы на столешнице (хотя, к их досаде, именно такие задания им обычно и дают). «И вот вы пытаетесь распознать на этой огромной поверхности какую-нибудь коробку салфеток, степлер и прочую ерунду, – говорит он. – Это примерно как разбирать написанное белым по белому». Точно так же Киш может не заметить человека, стоящего на фоне стены, если будет щелкать под неудачным углом. Склон, уходящий вверх, обнаружить проще, чем уходящий вниз. Угловатое различается лучше, чем обтекаемое, а твердое легче, чем мягкое. При одной памятной демонстрации для немецкого телешоу Киш осознал, что не может с помощью эхолокации отличить бутылку шампанского от мягкой игрушки. Сужающаяся вверху обтекаемая бутылка отражала эхо от щелчков сразу во многих направлениях, а игрушка, наоборот, все поглощала. В результате обоим отраженным сигналам не хватало энергии, чтобы четко передать форму или текстуру, и «поэтому мой мозг отождествлял эти предметы, – объясняет Киш. – Они ощущались для меня одинаково».

На практике подобные затруднения не составляют большой проблемы, поскольку Киш почти никогда не полагается только на эхолокацию. Дома он помнит, где что лежит или стоит. В окрестностях знает наизусть расположение улиц. Он постоянно обращается к другим чувствам, включая пассивный слух и осязание. Шагая вдоль дороги, он слышит приближающиеся машины гораздо раньше, чем ощутил бы их с помощью эхолокации. Эхо не подскажет ему, где край тротуара, зато это подскажет трость. Какое-то время назад, когда он был моложе и храбрее, Киш вместе с друзьями – тоже незрячими – катался по пересеченной местности на горном велосипеде. Во главе группы ехал кто-нибудь из зрячих, эхолоцирующие держались за ним. Они цепляли сзади на рамы пластиковые хомутики, чтобы по их цоканью о спицы определять, где сейчас находятся остальные. Выбирали велосипеды с жесткой подвеской, чтобы лучше чувствовать рельеф. «Ну и, ясное дело, щелкаешь до посинения», – рассказывает Киш.

В 2000 г. Киш основал некоммерческую организацию World Access for the Blind («Доступ к миру для слепых»), чтобы учить эхолокации других незрячих. Вместе со своими инструкторами, тоже слепыми, ему удалось натренировать тысячи учеников в десятках стран. Эхолокация по-прежнему довольно редкий навык, который часть слепых не приветствует как социально неприемлемый, рушащий традиции или доступный лишь немногим особо талантливым. Но Киш с ними не согласен. Эхолокация станет доступнее и привычнее, если увеличится число ее лицензированных преподавателей. Сам Киш был первым из полностью незрячих жителей США, кому удалось получить сертификат специалиста по обучению пространственному ориентированию. «У нас активно сопротивляются тому, чтобы слепые учили других слепых, как жить без зрения, – объясняет Киш. – Мы получаемся вроде насильно опекаемых». По его словам, в детстве многие слепые сами пытаются пользоваться звуком при освоении окружающего пространства – если не цокать языком, то щелкать пальцами или топать ногой. Но родители часто пресекают такое поведение как неподобающее или странное, и оно не успевает перерасти в развитый эхолокационный навык. Родители Киша были не из таких. Ему не запрещали цокать. Когда он подрос, ему купили велосипед. «Они считали мою слепоту делом житейским и не мешали мне свободно передвигаться, открывать мир, учиться взаимодействовать со всем, что меня окружает», – говорит Киш. Эта свобода в конечном итоге изменила его мозг.

Нейрофизиолог Лор Талер работает с Кишем с 2009 г.{693} Как ей удалось установить с помощью нейровизуализации, когда Киш и другие способные эхолоцировать слышат эхо, у них заметно активизируются участки зрительной коры – области, которая обычно отвечает за зрение. Когда те же стимулы слышат зрячие, эти участки дремлют. Это не значит, что Киш «видит» эхо. Скорее, дело в том, что на основании информации из отраженных аудиосигналов он рисует карту окружающего пространства, – а это задача как раз для зрения. Даже когда само зрение утрачено, мозг сохраняет способность выстраивать подобные карты, переквалифицировав так называемую зрительную кору в эхообрабатывающую[212]{694}. Поэтому Киш может улавливать расположение объектов не только относительно себя самого, но и относительно друг друга. Именно на эту способность он, скорее всего, опирается в своих более авантюрных занятиях – от пеших походов до езды на горном велосипеде. Если прочие чувства, память и прощупывание тростью просто поставляют ему данные, то щелканье локализует эти данные в пространстве{695}. «Пространственная ориентация развита у него на порядок лучше, чем у большинства ослепших в раннем возрасте», – сообщает Талер. За этой способностью стоят практика длиной в жизнь и возможность с младенчества активно осваивать мир.

Выше, когда речь шла о дельфинах, я писал, что эхолокацию можно назвать звуковым осязанием. Примерно так представляет ее себе и Киш. «Это как продолжение осязания», – говорит он. Она носит целенаправленный исследовательский характер: Дэниел Киш, как и летучие мыши, заставляет мир обозначиться. В определенном смысле эта активная составляющая есть и у других чувств. Хищная птица окидывает взглядом горизонт, змея высовывает язык, ловя запахи, крот-звездонос тычется своим звездчатым носом в стенки тоннелей, крыса прощупывает пространство вибриссами, златка пожарная повышает чувствительность своих тепловых датчиков, работая крыльями. Но в отличие от них летучая мышь, дельфин или человек в процессе эхолокации исследуют постоянно, по умолчанию. Из всех уже рассмотренных нами чувств такую постоянную активность пока предполагала только эхолокация.

Но она такая не одна.

10

Живые генераторы

Электрические поля

Я стою перед аквариумом в лаборатории Эрика Форчуна в Ньюарке, штат Нью-Джерси. В аквариуме живет электрический сом, представитель одного из многих видов рыб, способных генерировать электричество. Тучный, ржаво-коричневый, он напоминает клубень батата с плавниками. Форчун назвал его Блабби (от английского blub, «пухлый, надутый»). Током он, как уверяет Форчун, бьет ощутимо, но для человека такой удар не опаснее, чем лизнуть батарейку. «Так что, если хотите острых ощущений, можете попробовать», – приглашает он. Гоня подальше подозрение, что он таким образом избавляется от назойливых журналистов, я опускаю руку в аквариум. Блабби даже усом не ведет, чего почти сразу не скажешь обо мне. Когда выпущенный им разряд заставляет мои мышцы сократиться, я рефлекторно выдергиваю руку, забрызгивая водой блокнот. Пальцы зудят еще примерно час. «Это где-то 90 вольт, – говорит Форчун. – Я рад, что вы решились попробовать».

Электричество вырабатывают около 350 видов рыб, и об этой их способности человеку было известно задолго до того, как он узнал, что такое электричество{696}. Около 5000 лет назад египтяне высекали на усыпальницах изображения предков Блабби{697}. Древние греки и римляне писали об «цепенящем» воздействии электрических скатов – странной силе, убивающей мелкую рыбу, передающейся по гарпуну в руку рыбака и исцеляющей любой недуг, от головной боли до геморроя[213]. Подлинная природа этих разрядов стала понятна только в XVII–XVIII вв., когда ученые выделили электричество как физическое явление и осознали, что животные могут его производить.

После этого изучение электрических рыб сплелось с изучением самого электричества. Именно они вдохновили людей на создание первой искусственной батареи. Благодаря им было обнаружено, что мышцы и нервы всех живых существ работают за счет слабых электротоков. Собственно, электрические рыбы и выработали свою уникальную особенность, превратив мышцы и нервы в особые электрические органы. Эти органы состоят из клеток, называемых электроцитами, которые собраны в батареи, напоминающие уложенные на бок стопки оладий. Регулируя поток заряженных частиц, ионов, проходящий через электроцит, рыба создает на нем незначительное электрическое напряжение. А объединив электроциты в батарею и активизируя их одновременно, она превращает незначительное напряжение в очень даже ощутимое.

Лучше всего это удается электрическому угрю{698}. Его электрические органы занимают основную часть двухметрового тела и содержат около ста батарей, насчитывающих