Реальность была отвратна и ужасна. Пятерня, Трак и Эспланада, завязли в Сосновке, окруженные со всех сторон, пока на помощь им не пришли Мостовая и Кинтарь. Мостовая, прикрывая их израсходовала столько сил, что следующую две недели жила под угрозой впасть в кому, падая в обмороки и поливая кровью из носа все поверхности. До Бушлата добрались Гримуар и Фоторужье, который остался без шлема и из-за полученной травмы приносил больше вреда чем пользы.

Бушлата к тому времени уже час как взяли в плен и пытали, разрезая на куски.

Выносливый и прочный организм, стал его проклятьем, потому что даже отрубиться, от болевого шока ему не удалось. Как бы все повернулось, в ту роковую ночь, не попадись Гримуару шаман «Клыков» и их командир, было не ясно. Гримуар просто кинул все что у него было из самых мощных заклинаний, пошел вабанк и лишил противников руководства, вынудив их отступить. Уже когда окровавленную массу, того, что было человеком, выносили с поля боя, в правую руку Бушлата попала отравленная стрела, из разряда той магической гадости, которая не даст тебе умереть сразу, а будет медленно превращать тебя в гниющую тушу. Руку ампутировали уже на территории нейтралов, пытаясь спасти все остальное. Спасли. Откачали.

То, что осталось.

Бушлат потерял обе ноги, его лицо было изуродовано, таз и позвоночник сломаны. Две недели спустя, понимая масштаб травм, из-за которых его способности отказали, и он какое-то время умирал, как обычный человек, он умолял Пятерню его убить. С тех событий прошло уже больше года, и Пятерня, приложив все усилия, чтобы поставить соратника на ноги, все равно не мог смотреть в его изуродованное лицо без стыда. Бушлату удалось восстановить часть способностей, вернуть регенерацию, но процесс шел медленно. Удалось восстановить позвоночник, используя медицинские импланты, но Бушлат отказался от любых операций по протезированию несмотря на то, что Пятерня был готов оплатить их.

У Бушлата тоже была честь, и он знал, как Пятерня гробил себя, чтобы оплачивать его расходы. Двух месяцев не прошло с того момента, как Бушлат выбыл, и «Рубеж Обороны» был разгромлен и уничтожен из-за предательства в самых верхах. Бушлат, к тому моменту осознавший, что в любом случае процесс его восстановления займет годы, отказался от помощи Степана.

Какое-то время он жил в одиночестве, но потом взял под крыло и начал помогать сначала одному таланту, затем ещё парочке. Двое из них стали его учениками, Кутильер, силы которого во многом были аналогичны силам Бушлата, и Камуфлет юную магичку, которой он помогал связями и опытом. Сейчас, они, как и Пятерня были частью третьего «Рубежа Обороны».

Прямой как палка, с военной осанкой, он, ковыляя на протезах вышел к калитке и открыл её. Пятерня прошел во двор, оглядываясь.

— А где твои?

— А ты что, к ним пришёл?

Степан, подумав, махнул головой.

— И к ним тоже. И тебя проведать.

Бушлат левой рукой провел по лицу, отводя волосы и открывая оплывшую рубцовую ткань, которая выглядела, как восковая маска, облеплявшая череп.

— Восстанавливаюсь потихоньку. Годиков через пять-шесть, руки и ноги отрастут снова, - ворчливо отозвавшись, талант в отставке поправил воротник куртки. – Пошли в дом, Стёпа. Промозгло сегодня.

В доме, он стянул с себя пальто, открывая испещренный шрамами торс, с культей правой руки чуть выше предплечья. Рубцовая ткань культи, выглядела воспаленной, прибавив пару сантиметров с момента последнего визита Пятерни. Пригласив парня на кухню, талант поставил чайник и тяжело приземлился на стул, с лязгом согнув простые протезы.

— Что врач говорит?

—Тоже что и в прошлый раз, готов поспорить тоже, что и тебе сегодня по телефону с утра. Стёп, я не в настроении об этом сегодня говорить.

Бушлат раздраженно ударил, выключая чайник, и разлил кипяток по кружкам.

— Мне нужна твоя помощь. Я...

— Гримуар мне все рассказал. Был тут вчера вечером. Что ты хочешь от меня услышать, Пятерня? Отпущение всех грехов?

Бушлат отпил из кружки и поморщился.

— Ты заключил сделку с «Пасюками». Это давай буду честен – хуево. Это могла быть сделка с «Клыками» или «Рапторами», «Раубриттерами», «Ночеходами» да с кем угодно.

Он помедлил.

— С «Клыками» мне было бы сложнее переварить некоторые вещи, но давай по фактам. Ты это делаешь не чтобы поделить и подоить город. Ты идешь на сделку, чтобы вытащить наших. «Рубеж» поддерживает пакт, а пакт — это огромная такая сделка, по которой мы признаем гражданских овцой, и говорим злодеям- ну доите её, но мы вас поймаем и накажем. Хочешь скажу, о чем ты думаешь?

Пятерня кивнул, со вздохом отпив из кружки, и Бушлат продолжил.

— Ты думаешь, что своими действиями сильно размыл линию. Ну вот ту линию, где мы живем. Знаешь, серую такую. Отличающуюся от того, какими нас видят. Мы нихуя не рыцари в белом. Мы не образцы для подражания, мы не совершенство во плоти. Мир не черно-белый. Комитет не плохие парни. Гражданским все наши разборки до пизды, только жить мешают. Давай начистоту, Пятерня, мы можем вообще ничем таким не заниматься. И тогда могли, и сейчас можем. Это не отменит того факта, что Стрихнин, был бандитом, ещё когда никаких талантов и в помине не было. И теперь, когда под ним «Клыки» он просто стал опаснее. Раньше он убивал людей, сейчас убивает людей. Что для него изменилось? То, что появились ты и я, которые ему так просто людей убивать не дадут, и то, что он шестеркой под «Рапторами» стал. Так ему ничего, гордость не играет.

— Ну и вот если бы я с ним союз заключил? Кто я после этого?

Бушлат фыркнул, и отставил кружку в сторону.

— Нормальный человек. Ты союз с «Пасюками» мутишь для того, чтобы спасти наших. Мостовую, Книппеля, Стереотрубу, Самохода. Ксеню, Юру, Санька и Салькена. Не для себя, не для денег, а чтобы вытащить своих. Ты хоть и в армии не служил, а принцип точно такой же у тебя. Как командир, ты считаешь, что за все несешь ответственность. Неси. Только ты несешь её за свои косяки, не думая о том хорошем, что ты для нас сделал, делаешь или готов сделать.

Пятерня отпил из кружки и со стуком поставил её на стол.

— Да все одно, гложет. Гложет, что предаю все что мы делали. Как ни оправдываю себя. И тем, что «Пасюки» ещё вменяемые, и тем, что спасаем своих от комитета. Один хер,