— История рассказана лишь наполовину.

Иссеченное шрамами лицо Гарро осветилось улыбкой:

— Верно. Интересно, чем все это закончится?

Он прошелся по залу, хрустя тонкими пластинками льда.

— А твоя святая ничего тебе не говорила? — спросил Круз с легким оттенком осуждения в голосе.

— Она не моя святая, — отрезал Гарро. — Киилер… У нее бывают видения.

— Это возможно. Что ж, большая часть команды согласна с ней. Все больше и больше людей посещают ее проповеди на нижней палубе. Я думаю, итератор Зиндерманн не зря перенес их импровизированную церковь в более просторное помещение, неподалеку от оружейных залов — туда легче добираться.

Гарро обдумал его слова.

— Это ближе к внутренним помещениям. Там теплее и безопаснее.

— Капитан, там были замечены и космодесантники. Похоже, что твои отношения с этой женщиной придают законность ее деятельности.

Гарро посмотрел ему в глаза:

— Ты этого не одобряешь.

— Идолопоклонничество не в обычаях Империума.

— Йактон, я не вижу идолов. Я вижу лишь людей, которые посвятили свою жизнь службе Императору, как ты или я.

— Цели, — вздохнул Лунный Волк. — Вот чем все определяется, разве не так? В прошлом нам никогда не приходилось задаваться подобными вопросами. Перед нами всегда ставили определенную цель, исходящую от Императора, через примарха, к каждому космодесантнику. Теперь обстоятельства требуют от нас определяться самим, и мы раскололись. Хорус нашел свою цель в колдовстве, а мы… Мы ищем ее в божественности. — Он невесело рассмеялся. — Вот уж не думал, что доживу до этого.

— Если твоя нажитая с годами мудрость поможет отыскать другой путь, скажи мне об этом, — твердо произнес Гарро. — Мне пока помогает только этот способ.

Круз склонил голову:

— Я бы не осмелился, боевой капитан. Я поклялся тебе в верности и впредь буду следовать твоим приказам.

— Даже если ты с ними не согласен? Я видел неодобрение в твоих глазах тогда, на мостике.

— Ты позволил апотекарию уйти безнаказанным после всего, что он натворил. — Круз покачал головой. — Это оскорбление старшего офицера, и оно заслуживает взыскания. Гарро, он в гневе поднял на тебя оружие!

— В страхе, — поправил его Гарро. — Он на мгновение позволил эмоциям овладеть разумом. Он сам наказан своим поступком. Я не могу подвергать его еще одному наказанию.

— Твои воины вряд ли с тобой согласятся, — настаивал пожилой космодесантник. — Сейчас они видят в твоем поведении проявление снисходительности, но кое-кто может посчитать это слабостью.

Гарро отвернулся.

— Пусть считают. Брат Войен — лучший апотекарий из всех, кто у нас есть. Он мне нужен. Он нужен Дециусу.

— А, — кивнул Лунный Волк, — теперь мне ясно. Ты хочешь, чтобы парень выжил.

— Я больше не хочу терять своих братьев из-за этого безумия! — запальчиво воскликнул Гарро.— Остальная часть моего Легиона может погибнуть из-за предательства, но только не эти люди. Не мои! — Дыхание вырывалось из его рта плотными облачками. — Попомни мои слова, Йактон Круз. Я не допущу, чтобы Гвардия Смерти стала жертвой предательства и распада!

Старый воин посмотрел на свои силовые доспехи, до сих пор несущие на себе цвета Сынов Хоруса, и в его словах прозвучала неподдельная горечь.

— Удачи тебе в этом, брат, — тихо произнес он. — Что до меня, боюсь, этот момент уже наступил.

Поток энергии, направляемый в лазарет из других частей корабля, свидетельствовал о том, что изолятор продолжает функционировать. Гарро знал, что Войен настоял на перемещении почти всех раненых, кроме самых тяжелых больных, вглубь корабля, ближе к центру, где было более безопасно. Боевой капитан, проходя через палаты, не заметил присутствия апотекария — и ощутил некоторое облегчение. Несмотря на сказанные Крузу слова, поведение Войена на капитанском мостике все еще отзывалось болью в его душе, и пока он не испытывал желания снова встретиться с ним. Апотекарию было бы лучше некоторое время держаться на расстоянии.

Гарро прошел мимо раненого офицера, который дышал только при помощи механического устройства, и остановился у стеклянной стены изолятора. Соблюдая предосторожность, он надел шлем — на нем еще были видны следы ремонта, и кое-где требовалась покраска — и пристегнул его к шейному кольцу лат. Затем, тщательно проверив все соединения и узлы, он закрыл все замки боевых доспехов, чтобы предотвратить любую возможность проникновения внутрь опасной инфекции. Наконец Гарро прошел через герметичный шлюз и попал в изолированное помещение. За Дециусом осторожно и неторопливо ухаживал медицинский сервитор. Капитан тотчас заметил, что органические участки машины-слуги уже стали серыми от таинственной болезни. Согласно рапортам Войена, от смертельного яда, попавшего в рану молодого космодесантника с ножа Грульгора, два сервитора уже погибли. Дециус давно бы умер, если бы не усиленная природа организма космодесантника.

Гарро в наглухо застегнутых боевых доспехах был недосягаем для инфекции, а строгая система очистки на выходе из палаты изолятора не даст микробам выйти за ним следом. Конечно, возможность заразиться наверняка оставалась, но он решил рискнуть. Он должен был взглянуть парню в глаза.

Солун Дециус, освобожденный от своих силовых доспехов, лежал на специальном ложе, опутанный целой сетью проводов металлических датчиков и автоматических игл нартециума. Вокруг раны, нанесенной отравленным ножом Грульгора, образовались гнойные язвы, а сама плоть приобрела синевато-багровый оттенок и была на грани полного отмирания. Рана никак не хотела закрываться и сочилась кроваво-гнойной жидкостью, стекавшей в сосуд под кроватью. Там, где медики вводили питательные трубки и механоруки для доступа непосредственно к нервной системе, на теле Дециуса недоставало нескольких кусочков кожи. Целый лес тонких стальных игл образовывал над его торсом подобие темного панциря. С губ молодого космодесантника стекала струйка белой слюны, а через ноздри гибкие трубки механического насоса ритмично вдували воздух.

От Дециуса осталось лишь жалкое подобие воина, общий его вид напоминал труп недельной давности, и, если бы Гарро увидел его на поле боя, он без колебаний отправил бы Солуна гореть на погребальном костре. Рука Гарро на мгновение прикоснулась к эфесу Вольнолюбца, а в памяти всплыли слова Войена: «Ты должен подумать о том, чтобы даровать ему освобождение».

— Тогда мои слова, сказанные Крузу, станут ложью, — произнес он вслух. — Нам остается только бороться. Только усилия определяют нашу сущность, брат.

— Брат…

Голос был настолько тихим, что поначалу Гарро принял его за плод своего воображения. Но, опустив взгляд, заметил, что веки Дециуса дрогнули и глаза чуть-чуть приоткрылись.

— Солун! Ты слышишь меня, мальчик?

— Я… слышу тебя.— Слова едва пробивались через накопившуюся в носоглотке слизь. — Я слышу это… капитан… оно внутри… стучит в моей крови.