– Нет, ты меня соблазняешь. Опять останемся в постели и никуда не пойдём.

– Да, будем валяться до твоего дня рождения. Я ещё не придумала, что тебе подарить.

– Если это вопрос, то блокнот. Только в клетку.

– Блокнот? В телефоне же есть.

– Там нет клеток.

– А зачем тебе клетки?

– Надо решить одну задачку.

– Опять шахматы? – начала рисовать в воздухе фигурки Шила.

– Да.

– Ты сведёшь меня с ума со своими шахматами.

Она была права, стоило только увидеть клетку, будь то клетка с птицей, окна дома, кроссворд или чьё-то клетчатое пальто, сразу всплывала в памяти не доигранная шахматная партия и её многочисленная толпа продолжений.

– Хорошо, будет тебе блокнот. Что ещё?

– Праздника хочу. Пойду поставлю чайник.

– Я тоже хочу, – произнесла она тихо, для себя. «К праздникам привыкаешь быстро, как к хорошему отношению… календаря. Просто смотришь на него, ешь, спишь, любишь. Солнце светит. Но стоит ему только пропасть – ни аппетита, ни сна, ни любви».

– Я люблю, когда в дом приходит праздник. Как бы сделать так, чтобы он не уходил? – крикнула она ему на кухню.

– Кто же его не любит. Но нас много таких, а праздник один, – усмехнулся Артур, стоя у окна и разглядывая погоду. «В такую погоду можно никого не любить, и так хорошо».

– Ну, так ты вернёшься? Тебя ждать?

– Ага, скоро, – поставил он на плиту чайник. – Погода такая хорошая, чего ты в постели сидишь?

– А что делать?

– Иди к своему мужчине и соблазняй.

– Был бы мужчина, пошла.

– Ты главное соблазняй, а мужчина появится, – вспомнил он свой сон с колодцем.

Артур оставил окно и снова вернулся в спальню. Шила лежала на кровати, подогнув под себя одну ногу, вторую согнула в колене и положила на неё руки и голову. Она сложилась в одну стройную женственность, подчёркнутую правильными контурными линиями. Словно бисквит в разрезе, слой за слоем: щиколотки, голень, бедро, талия, грудь, руки, лицо, волосы. Они ждали.

– Помогите, на помощь! – закричала, смеясь, Шила. – Ну, наконец-то. Я тебя соблазняю, а тебя нет и нет. Помоги мне, я застряла.

– Где? – разглядывал я Шилу, которая лежала, поджав под себя ноги, в постели.

– Сама в себе. Раньше я могла лежать на животе, а теперь неудобно. Вытащи из-под меня ногу.

– Обе?

– Не, правую можешь оставить.

– Я бы взял обе, – вытянул я из-под Шилы её левую ногу.

– Только за наличный расчёт.

– А гарантия есть?

– При правильном хранении и использовании они никуда не уйдут. Тело прилагается.

– А можно о теле поподробнее?

– Что вам рассказать о себе? Я сейчас переживаю период, когда надоело варить кофе самой себе и хочется, чтобы кто-то мог его приготовить для меня.

– Ну, а я куда уходил, по-твоему?

* * *

Я давно заметил, что утром время летит быстрее: его запросто можно проспать, а если ты даже вовремя встанешь, то его катастрофически не хватает. Вечером другое дело: время растягивается до таких размеров, что никогда не удаётся пораньше лечь спать.

Мы не выспались и уже сидели, пристёгнутые к креслам, словно пассажиры утреннего рейса, были готовы к полёту. Когда Шила вела машину, я чувствовал себя английским водителем при левостороннем движении, только без руля и педалей. В критические моменты я нажимал на последние, а их не было. За рулём сидела жена и успокаивала меня. Я старался не нервничать по пустякам. Плохой из меня инструктор.

Светофор моргал зелёным глазом.

– Тормози, – шепнул я.

– Может, успеем? – давила на газ Шила.

– Того не стоит.

– Как скажешь, – нажала она на тормоз. Машина встала как вкопанная, но мы ещё двигались по инерции внутри неё, пока нас не остановило ремнями безопасности. – Могли бы успеть, – извинилась Шила. На углу застыл постовой, он взял власть в свои руки на этом участке, по которому должна была проехать настоящая власть, с мигалками с эскортом, именно так, она подкармливала всех остальных, кроша им с барского стола пусть маленькую, но власть, по сути подсаживая всех на неё, на ту, на которой и сами они сидели.

– Теперь ждать неизвестно сколько.

– Шесть лет.

– Уже меньше.

– А может и больше.

– Я так на работу опоздаю.

– Работа для того и существует, чтобы опаздывать. Послушаем погоду пока, – прибавил я звук радиоприёмнику.

– Она непослушна, – играла словами жена. Это означало, что настроение её поднялось до нормы. Наконец власть проскочила, полицай нажал нужную кнопку и смыл всех в одну канализацию. Народ двинулся вслед за имущими.

– Здесь можно правее, высадишь меня на светофоре, – попросил я Шилу.

– Мне страшно… дальше одной.

– Ты должна научиться ездить одна, пусть немного, но одна. Да, и парковаться там легче, возле универа.

– Я поняла, главное в жизни – найти свою парковку.

Я оставлял её с трафиком наедине, а сам ещё пару остановок стеснялся на метро.

– Несколько тёплых слов, пара его поцелуев, одни крепкие объятия, я вооружена до самого вечера, – произнесла Шила, как скороговорку, не спуская глаз с красного, поцеловала меня в щёку, не думая, всей её сущностью уже завладели жёлтый свет и коробка передач.

В вестибюле метро было по-утреннему людно. Будто небольшая революция, восстание спавших. Они торопились взять в свою власть почту, телеграф и банки. Я тоже потолкался, нехотя, будто для галочки. Эскалатор подбросил меня до платформы. Внизу восставших было ещё больше, я оставил за собой в толпе тоннель, который, словно рана на молодой коже, быстро затянулся, зарос людьми, заполнился болтовнёй. Та, в свою очередь, затянула меня в вагон подлетевшей с гулом электрички. Внутри душновато, пахло людьми. Люди как горы, они свой климат устанавливают: одни задерживают любые циклоны и за ними солнечно всегда, другие продуваемы со всех сторон, от таких сквозит одиночеством. Сквозь отрытые форточки махал на всех неутомимым веером ветер. Будто за стеклом роза ветров, одна на всю вазу.

– Добивайся поставленных целей, йелец хыннелватсоп ясйавибод, а потом уже покоряй, делай детей, а не поделки, – читал я туда и обратно, покачиваясь в вагоне на плакате, что висел рядом со схемой метро.

* * *

– Что делаешь? – позвонил я жене между занятиями.

– Книгу читаю.

– Интересная?

– Нет.

– Может, лучше сходим куда-нибудь вечерком?