Мотоцикл сорвался с места, исчез в конце улицы.

И как бы сопровождая его, по городу прокатился низкий басовитый гул.

Плен

По чёрной пещере гуляли серые сквозняки, завивались спиралями, плетя странную паутину небытия. Где-то далеко-далеко, на краю Вселенной, бубнили квакающие нечеловеческие голоса, но, как ни прислушивался к ним Ясен, разобрать, о чём они толкуют, не мог.

Он лежал, а возможно, висел, ни на что не опираясь, не чувствуя своего тела, и лишь по частым приливам жара к голове (слава богу, что она есть) осознавал, что находится в каком-то необычном положении, недоступном восприятию.

Ничего не болело: ни руки, ни ноги, ни другие части тела. Было тихо и покойно. Мешали отдыхать только далёкие неразборчивые голоса да серые посвисты неощущаемого ветра, напоминающие о тайной жизни вокруг.

Так продолжалось очень и очень долго, целую вечность.

Потом в сознании проклюнулась и начала расти почка непокоя.

В памяти всплыло слово «тар». Оно долго держалось на грани непонимания, почти не затрагивая эмоциональные центры, и вдруг удлинилось, превратилось в будоражащее «тар-тар».

– Тар-тар, – прошептал он непослушными губами.

С гулом качнулось пространство вокруг, серая «паутина» сквозняков соединилась в подобие двух человеческих скелетов. Послышался голос со вполне понятными интонациями.

Ясен напряг слух.

Говорили на инглизе.

– …хлипкий, – сказал первый голос, пожиже.

– …очнётся, – сказал второй, погуще.

– А если не очнётся?

– Тогда он не оператор.

– Отдашь его мне? – жадно спросил первый.

– Посмотрим…

Голоса отдалились.

Ясен расстроился, так как ему стало скучно. Потом в голову толкнулась злобная мысль: чего ты лежишь как колода? Пошевелись! Попробуй узнать, где ты обитаешь!

Напрягаться было трудно, однако неправильность происходящего уже начинала доставать, растревожила, разворошила мысленную сферу, и мысли побежали чередой, побуждая действовать.

Сначала он осознал, что живой и что его видения и ощущения рождены не фантазией умирающего ума, а реальностью, в которой он играет роль заключённого.

Сфера зрения расширилась, и глухая чернота вокруг сменилась жемчужным туманным ореолом, сквозь который пробивались неяркие лучи и вспышки света.

И, наконец, он смог вздохнуть полной грудью, ощутив себя живым человеком.

Попробовал открыть глаза.

Ему это удалось, но вокруг по-прежнему царила тьма, хотя призрачные серые «сквозняки» исчезли вместе с невнятными голосами.

Ясен попробовал сесть и не смог: руки и ноги были закреплены какими-то невидимыми скобами на твёрдом ложе, на котором он лежал.

Он осторожно поворочал головой, включил режим сверх-чувствования, и помещение заполнилось светом, какой обычный человеческий глаз не воспринимал.

Помещение походило на склеп с грубо обработанными чёрными стенами. Три метра в длину, три в ширину и два в высоту. Ничего лишнего, ни одной детали, кроме невысокой подставки ровно под размеры его тела и широкого сосуда в углу, по форме напоминающего тазик.

«Параша», – вдруг ожил давно не напоминавший о себе терафим.

«Нестор? – обрадовался Ясен. – Тебя не нашли? Как хорошо! Можешь определить, где мы находимся?»

«По моим ощущениям, – ответил терафим серьёзно, как будто и вправду обладал чувствами, – мы находимся в камере».

«Это я и сам вижу. Поточнее определить не можешь?»

«Скорее всего это тюрьма».

«Я понимаю. Где именно?»

«Рискну сделать предположение, что тюрьма принадлежит тартарианам».

«Разве ты не видел, куда меня везут?»

«Извини, хозяин, – в мыслеголосе терафима появились виноватые нотки, – я тоже был в отключке».

Ясен хмыкнул. Жаргон терафима не был его изобретением, так он был запрограммирован, однако эта программа позволяла общаться с ним как с равным.

«Давай определяться».

«Это не в моих силах, попробуй сам».

Сознание поплыло. Организм был слаб, и это наводило на тревожные размышления. Его либо облучили, либо накачали наркотиками, либо каким-то образом высосали из него энергию, поэтому для того, чтобы начать действовать на физическом уровне, следовало восстановиться.

Он улёгся поудобнее, насколько это было возможно. Сразу заныли мышцы спины, позвоночник, локти, икры. Сказывалось долгое лежание на твёрдом лежаке в одном положении.

Ясен сосредоточился на усилении процессов обмена, заставил сердце работать с большей частотой, чтобы кровь донесла кислород до всех органов тела. Через несколько минут неприятные ощущения притупились. К счастью, воздух в камере был достаточно свеж и постоянно обновлялся, хотя вентиляционных отверстий Ясен нигде не увидел. Впечатление было такое, будто кислород и азот выделялись прямо из стен камеры, причем в нужной пропорции. Кто-то позаботился о том, чтобы пленник не задохнулся в запертом помещении до поры до времени.

Интересно, подумал Ясен, как долго меня собираются держать здесь?

Никто ему не ответил, хотя на миг показалось, что стены камеры настороженно посмотрели на него, будто контролировали мысли узника.

«Истома!» – позвал он мысленно.

Ответом было молчание. Если геянка и находилась поблизости, она его не слышала.

Ясен разозлился, погнал по телу волну энергии – от сердца к голове и к ногам. Это была