Я лег поверх кровати, даже не разбирая ее, – жарко, душно, и тут же у изголовья на тумбочке затрезвонил телефон.

Телефон зазвонил, когда я уже ложился спать, но не успел еще погасить свет. Никто не знал, что я нахожусь в Риме, никто не знал, что я нахожусь именно здесь, – черт, даже я не знал номер этого телефона. Но он звонил.

Я поднял трубку.

– Два человека только что вошли в здание, – голос был смутно знакомым, неизвестный говорил по-русски, совершенно без акцента, – у них оружие, они пришли, чтобы вас убить, князь. Еще один – в машине, на стоянке. Черная «Ланчия».

Шутка? Навряд ли…

– Я понял.

Несколько секунд на то, чтобы обуться, еще несколько – чтобы одеться… черт, флотская форма намного удобнее гражданской одежды, если речь идет о быстром одевании. Свет – выключить? Нет, оставить, там может быть наблюдатель, на улице, он сразу поймет, что что-то неладно, сообщит. Оружия – никакого. Скверное дело, остается только бежать.

Балкон…

Черт… внизу эта… Джованна. Если эти ублюдки не найдут меня – они скорее всего избавятся от свидетеля… да и просто сорвут злобу на первом попавшемся. Что же делать?!

Балкон… дверь, осторожнее…

На улице – темно, как в торпедном отсеке подлодки, над Римом в небесной выси, в ножевой ране в облачном покрове, горит какая-то звезда, улица – как темный провал преисподней под ногами. В воздухе разлит озон, но грозы нет, только громыхает изредка. Осторожнее… соседний балкон совсем рядом. Дверь не забыть закрыть… нельзя, чтобы они поняли, куда я ушел, сразу, мне надо минуту, не больше. Только бы шум не подняли, только бы…

Дверь на соседний балкон была закрыта, я ударил по стеклу форточки, умудрился не порезаться, стекло тренькнуло. Сунул руку в щерящуюся острыми осколками дыру, повернул старинную защелку…

Стекло. Осколок стекла можно использовать как нож, можно – как метательное оружие. Те, кто пришел за мной, вероятно, даже не представляют, с кем они связались. Нас учили выживать в глубоком тылу, подрывать, убивать, используя то, что есть на каждой улице, в каждом хозяйственном магазине. И хоть с тех пор, когда я проходил эти курсы, минуло два десятка лет, – я ничего не забыл.

В номере никого не было.

Достал осколок, который показался мне подходящим, им же отрезал кусок от простыни, обернул – рукоятка. На один раз хватит, а больше мне и не надо. Так, еще что, еще…

Телефон… подсвечник! Отличный подсвечник, которые здесь в каждом номере – видимо, на тот случай, если выйдет из строя старая электропроводка. Бронзовый, старинный, тяжелый и с отличной развесовкой.

И отлично…

Замок был таким же, как и в моем номере. Снаружи – ключ, изнутри – открывается защелкой, замок английского типа, на пружине, очень ненадежный, – но мне сейчас он как нельзя кстати. Только щелчок при открывании двери… он лишний, он сразу привлечет внимание, но я знаю, что делать.

Прильнул к двери, к замочной скважине – так лучше слышно. Так и есть – шаги по коридору. Два человека… нет, три, одна – женщина, туфли на каблуке. Двое пытаются идти бесшумно – но они не знают, что это такое – идти бесшумно.

– Dove?[64]

Одна рука на собачке замка… ребром, в руке зажат импровизированный нож… только бы не сломать и не порезать. Вторая – сжимает подсвечник.

– Qui il signor polizia, questa stanza… Che cosa?[65]

– Zitto![66]

Едва слышный звук – ключ вставлен в замок. Мой выход!

Обычно в Италии sicarios, убийцы, отправляясь на очередное кровавое дело, не знали, кого они должны убить и за что. Даже не так, не за что – почему. В Италии уже давно убивали не «за что» – а «почему». Убили уже многих – и еще большему числу людей предстояло умереть.

Эти – знали.

Одного из тех, кто получил приказ убить русского, вице-адмирала князя Александра Воронцова, осмелившегося прибыть в Рим и начать копать там, где копать явно не следовало, звали Томазино, второго – Винченцо. Был и третий – Онофрио, он был малость глуповат, и его можно было использовать только в качестве водителя, ему не говорили, что предстоит сделать, – просто привези сюда, стой и жди, пока мы не придем. Родом они были, как и многие известные в Италии sicarios, из сицилийской глуши, из небольшой деревеньки под названием Монтемаджоре Белсито, это надо ехать либо через Алиминоса, либо через Понте Агостинелло. Обычная деревенька: сложенные из грубого камня дома, деревенская площадь, вымершая от жары, лениво копошащиеся в пыли куры. И церковь – небольшой сельский приход, parrocchia di rurale. Вот только падре, несколько лет служивший в этом приходе, был очень необычным человеком.

Человеком издалека.

После исчезновения падре многие жители деревни добром вспоминали его, когда же в деревню приехали двое в монашеских сутанах и сообщили, что падре погиб, их едва не избили, несмотря на традиционное почтение сицилийцев к религии. Но эти люди в монашеских сутанах не уехали просто так. Им было поручено собрать урожай душ человеческих – и они его собрали…

Трое новых послушников жили в монастыре Сан-Нило в Гротаферрате, это совсем недалеко от Рима. Это было старинное, намоленное, тихое место, известный монастырь, куда, бывает, забредают туристы. Трое послушников пришлись ко двору – они были смирными, молчаливыми, потому что скрывали сицилийский диалект, не очень-то популярный в других частях Италии, а их бычья сила, особенно сила Томазино, приходилась как нельзя кстати в деле ремонта ветшающего монастыря. Брат Томазино в миру был плотником, восстанавливал дома, поэтому сейчас он не только поддерживал в порядке монастырь Сан-Нило, но и ездил вместе с двумя другими братьями помогать восстанавливать другие монастыри по всей Италии, там, где нужна была сильная рука и божья почтительность. По крайней мере именно так сказал в личной беседе с настоятелем монастыря сам Его Преосвященство Пьетро Антонио Салези, барон Салези, граф ди Марентини, викарный кардинал Римской католической епархии. И сомневаться в словах брата, занимающего столь высокое положение, у аббата Грегорио, настоятеля монастыря Сан-Нило, не было никакого повода.

Раз так надо – значит, так и должно быть. К вящей славе Господней на земле и на небесах!

Сегодня звонок раздался уже после полудня, когда братия оттрапезовала и разошлась по своим послушаниям[67]. Троица – Томазино, Винченцо и Онофрио – ладили колодец. Дело было сложное и опасное, но нужное, потому что без воды не может жить никто…

Трубку взял сам аббат, потому что единственный телефон в монастыре был у него, оставлен у него в кабинете. Братия не нуждалась в телефонах.