Вернувшись из аэропорта, Натали, прежде чем отправиться домой, зашла в кафе у Трокадеро и взяла чашечку кофе и pain au chocolat[32] – лакомство, которое она обожала, но позволяла себе крайне редко. Как говорят англичане, все лучшее в этой жизни или противозаконно, или аморально, или от этого толстеешь.

Перед тем как покинуть кафе, она вошла в телефонную будку и набрала номер советского консульства. Услышав ответ дежурного, произнесла заранее обусловленную фразу:

– Простите, мсье, я могу поговорить с Жаном Дюбуа? Он просил меня позвонить после семи.

– Вы, очевидно, ошиблись номером, мадам. Такого здесь нет.

Подобный ответ означал, что вызов на внеплановую встречу принят. И свидание Натали с ее куратором из парижской резидентуры КГБ должно состояться через день в Люксембургском саду, на одной из его тенистых аллей.

Вернувшись домой, она приготовила себе «кир» – смесь шампанского и сиропа из черной смородины, любимый напиток многих французских женщин. Устроившись на диване, Натали поставила любимые сентиментальные баллады в исполнении Фрэнка Синатры с оркестром Билли Мэя, убавила звук и принялась прокручивать в голове события последних дней. На душе у нее было и радостно и тревожно. Происхождение тревожного чувства она не могла себе объяснить. Возможно, включилась интуиция. Внутренний компьютер, получив информацию, уже обработал ее, однако по каким-то причинам пока задерживал вывод результатов анализа «на экран». Ее размышления прервал звонок телефона. Звонил мсье Бриссон из парижского центра фирмы «Бэнг энд Олафсен». Натали вновь решила поменять свой музыкальный центр. В специализированном магазине фирмы ее давно и хорошо знали как самого взыскательного и весьма компетентного клиента. Бриссон сообщал, что, как и договаривались накануне, он почти уже в пути. «Мадам, я везу вам каталог наших новых поступлений. Есть потрясающие новинки». Разумеется, мсье Бриссон всегда предлагал Натали самую дорогую аппаратуру.

Натали меняла свой музыкальный центр примерно раз в два года, когда реклама радостно объявляла о создании новых «примочек», или, как их называют американцы, «gimmicks». Отличалась такая аппаратура исключительно дизайном. Услышать разницу в звучании могла лишь летучая мышь. Служили эти бесполезные новинки только для повышения цен и выманивания у богатого покупателя больших денег. Натали все эти уловки прекрасно знала, но они ее совершенно не смущали.

– Ведь я могу себе это позволить, – говорила она. – Поэтому для меня это еще одна маленькая радость.

Порой ей и вправду казалось, что голоса ее музыкальных кумиров, Фрэнка Синатры, Дина Мартина и Дорис Дей, на новой аппаратуре приобретают особую глубину и большую выразительность. Еще одна иллюзия…

…Такси остановилось у станции метро «Мон Пике». За последний час это была уже третья машина, которую сменила Натали. Выйдя из такси, она быстро нырнула в подземку. В очередной раз благословила создателей прекрасно разветвленной сети парижского метро: уходить от преследования, если таковое возникнет, – одно удовольствие. Выходя в последний момент из хвостового вагона или вскакивая в электропоезд перед тем, как закроются двери, меняя направление маршрута, заходя в крупные магазины и покидая их затем через выход на другую улицу, она старалась определить, все ли чисто, не увязалась ли за ней бригада наружного наблюдения ДСТ. Проделав в течение двух часов все эти, как она называла их, «шпионские штучки», необходимость которых на печальных примерах внушили ей московские специалисты по наружному наблюдению из 7-го управления КГБ, Натали наконец оказалась у входа в Люксембургский сад.

Расположенный среди улиц, полных машин, людской толпы и назойливого шума огромного мегаполиса, этот чудесный оазис мира и покоя давал утомленному горожанину возможность отдохнуть душой. Кажется, время здесь остановилось, задержалось в небольших рощах, рассеянных по всему пространству парка, благоухающего цветами, умиротворенного журчаньем воды в фонтанах. Анна Ахматова часто приходила в Люксембургский сад вместе с Модильяни. Он был настолько беден, что они сидели на скамейке, а не на платных стульчиках, как принято. Легкий стульчик можно и переставить куда захочешь – под каштаны, возле фонтана или в укромный уголок.

Но Натали не прельщали фонтаны. Минуя стройную череду мраморных королев и знаменитых женщин Франции, Натали – минута в минуту – вышла к условленному месту.

Она знала этого человека как Бориса Васильевича. Знала, что он – офицер Первого главного управления КГБ. Позднее, когда возникнет оперативная необходимость, Натали узнает, что в Париже он работает в Секретариате ЮНЕСКО.

Два года назад его представили Натали на конспиративной квартире в Москве:

– Знакомьтесь, Наталья Наумовна, Борис Васильевич. Он будет руководить вашей работой в Париже.

– Ну что ж, давайте знакомиться… – доверительно улыбнулся и протянул Натали руку. – Можно и просто Борис.

Парижский куратор понравился Натали. Интеллигентен, отлично воспитан, высокий, спортивно стройный, с располагающей улыбкой. Уместно шутил, демонстрировал отменный вкус и умение одеваться, что сразу отметила Натали. Его французский, если бы не легкий акцент, был безукоризнен, впрочем, как и английский (уже без акцента, о чем она узнала позднее). Его легко можно принять за гражданина любой из стран Западной Европы.

Натали, по своему обыкновению, подумала: «Ничего мужик – в моем вкусе. Может, для начала затащить его в койку?» Но что-то в манере поведения куратора подсказывало: здесь тебя, дорогая, пожалуй, ждет неудача. Уж очень строго подобные типы придерживались служебных табу – шашни с агентурой не заводить! В другой ситуации она не сомневалась, что легко достигла бы успеха.

Возможно, стоит рассказать подробнее о парижском кураторе Мимозы. Ознакомить читателя с некоторыми фактами его биографии, о которых Натали не знала, да и знать не могла. Отец Петрова, повлиявший в огромной мере на формирование личности сына, перед самой войной был призван в органы НКВД и в годы войны служил в 4-м управлении этого ведомства под руководством легендарного генерала Павла Судоплатова. Управление во время войны осуществляло диверсионно-агентурную деятельность на территории, временно оккупированной врагом. Василий Петров был заброшен в тыл немцев во главе чекистской разведывательно-диверсионной группы, составлявшей костяк крупного партизанского соединения, действовавшего в Смоленских лесах. В одном из тяжелых боев он получил серьезное ранение и был эвакуирован на Большую землю. Врачи единогласно вынесли суровый приговор: Василий больше не пригоден к несению военной службы.

Мальчишкой Борис как зачарованный слушал рассказы отца, вспоминавшего со своими товарищами по оружию боевые операции. В День Победы Петров-старший всегда приезжал на стадион «Динамо» для встречи с ветеранами – товарищами по оружию. На эти встречи Василий брал своего сына, который с восхищением смотрел на увешанных орденами и медалями ветеранов-чекистов.

Борис окончил Московский институт иностранных языков, куда легко поступил после службы в Советской армии. Прошедший армию и оказавшийся старше большинства своих однокурсников, он пользовался авторитетом среди студентов и уважением у преподавателей. Недруги же говорили о его заносчивости, нетерпимости и чрезмерной самоуверенности. Вероятно, в его довольно сложном характере уживалось и то и другое.