Краска полностью сошла с лица. Глаза были закрыты, голова слегка повернута в сторону окна, чтобы смотрящий мог видеть лицо.

Тимофеев пристально посмотрел на труп, затем прищурился:

— Мне нужно взглянуть поближе.

Санитар шагнул к нему, неловко переступая ногами в огромных резиновых калошах:

— Мне очень жаль, господин министр, но это запрещено.

Тимофеев оттолкнул его в сторону и схватился за ручку двери, ведущей в комнату с каталкой. Дверь была заперта.

— Открывайте. Быстро!

Санитар повиновался и отошел в сторону. Он сделал то, за что ему дали взятку. Теперь он хотел только одного — бежать отсюда. Тимофеев подошел к телу и пристально, с бесстрастным видом посмотрел на него.

Дима перестал дрожать только тогда, когда услышал голос Тимофеева. Он справился с дрожью, вспомнив, как во время обучения в спецназе его швырнули в прорубь и как ему пришлось драться с другим солдатом обнаженным, на снегу, ради развлечения психопата-инструктора. Он приказал своим нервным окончаниям не реагировать на холод, приказал мышцам замереть. Но даже после этого он чувствовал, как руки его покрываются мурашками. Да, это его выдаст. Он чувствовал на лице дыхание Тимофеева, от него пахло кофе и алкоголем. Запах туалетной воды смешивался с запахом дезинфицирующего средства, висевшим в помещении, и получалась необыкновенно тошнотворная смесь. Министр дышал часто, и казалось, что он презрительно фыркает. Он взялся за простыню, чтобы осмотреть разрез на груди «трупа».

В этот момент Дима открыл глаза.

Тимофеев шарахнулся назад, наткнулся на тележку с инструментами, принялся шарить по карманам в поисках оружия. Дима вскочил с каталки и сжал запястье противника в тот момент, когда тот вытащил «беретту».

— Не ждал меня в Москве, да?

— Я от тебя вообще ничего не ждал. Тебе уже давно пора на свалку, Маяковский. Как и твоему жалкому старому боссу.

Тимофеев впился в него взглядом; очевидно, его не тревожило то, что Дима держал его за руку. Если бы Дима хотел его убить, он уже давно был бы мертв, но ему нужна была информация. Тем не менее жажда мести отнюдь не угасла, и Дима уже готов был поддаться ей.

В этот момент Тимофеев со сверхчеловеческой силой, которой Дима от него не ожидал, вырвал свою руку и ударил «труп» в пах. Дима скорчился на полу. Тело его раздирала мучительная боль, и он проклинал себя за этот нелепый трюк с моргом.

— Понятно теперь, про что я? Последние несколько дней ты разъезжал по Ирану без пищи и воды, гонялся за собственным хвостом. Ты устал. Ты себя переоценил. С вами со всеми так бывает — воображаете себя героями. Но за это надо платить.

Сознание Димы было затуманено болью, но он все-таки сообразил, что Тимофеев собирается его убить. Нужно было оттянуть этот момент.

— Соломон очень подорвет авторитет России. Американцы уже знают, откуда он взял эту бомбу.

— Твоя информация абсолютно неверна, — возразил Тимофеев. — У американцев в тюрьме сидит человек, который все им о тебе рассказал, и они сделали из этого рассказа незамысловатые выводы. На самом деле этот эпизод с морпехом обеспечил Соломону хорошее прикрытие.

— Значит, ты хочешь, чтобы у него все получилось?

Диму терзала не только физическая боль — весь его мир рушился. Неужели все настолько ужасно?

— Ты что, до сих пор ничего не понял, Маяковский? Мир идет вперед. Геополитический ледник тает. Тектонические плиты власти и влияния движутся. Америка и Запад — это уже вчерашний день. Они слишком долго правили миром. Скоро их место займут новые силы — точнее, занимают, прямо сейчас. У некоторых из нас хватает воображения и дальновидности, чтобы почувствовать этот процесс, и мы не позволим кучке дряхлых, узколобых динозавров помешать нам. Динозаврам пора вымирать. Ты проиграл, Маяковский. Смирись с этим.

Дима изо всех сил старался осмыслить слова Тимофеева. Он знал, что если сосредоточится на этой высокопарной речи, то немного отвлечется от боли, что позволит ему продумать свой следующий шаг. Дима лежал на ледяном полу, без оружия, голый, голова у него раскалывалась от боли — при падении он задел колесо тележки.

— Палев предупреждал меня насчет тебя. Он сказал, что ты не умеешь вовремя остановиться. Я надеялся, что ты запорешь операцию, — кстати, моя надежда вполне оправдалась.

Тимофеев выступал как на трибуне. Диме оставалось лишь надеяться на то, что министр отвлечется от своей жертвы, хотя, судя по всему, он был не из тех, кто легко переключается.

— Ты надеялся выжать из меня информацию о том парне-сироте из Парижа?

Дима решил не удостаивать его ответом, но его молчание говорило само за себя. Его разъярил презрительный тон, которым Тимофеев говорил о его сыне. Дима почувствовал, как чаша весов склоняется в сторону мести.

— Так вот, у меня нет никакой информации и никогда не было. Думаю, эти сведения раздобыл какой-то чиновник из моего министерства, но мы не помешаны на сборе бессмысленных фактов, в отличие от наших советских предшественников. Эти сведения только засоряют серверы. А кроме того, представь, что будет, если этот блестящий молодой человек узнает, что его отец — старый, никчемный советский шпион? Вряд ли это улучшит ему настроение, а? На твоем месте я бы оставил парня в покое и дал ему жить своей жизнью.

Дима попытался встать, схватившись за ножку каталки.

— Ну, давай поднимайся. Знаешь, мне тебя даже жалко. Наверное, я не стану тебя убивать и отправлю в лагерь. Тебе там понравится. Там полно стариков вроде тебя. Будете жрать луковый суп и вспоминать старые добрые советские времена.

«Стариков»? Тимофеев был всего на несколько лет моложе его, но они принадлежали к разным мирам: по крайней мере, у Димы была какая-то мораль, чувство справедливости. Бездушный робот в английском костюме, стоявший перед ним и рассуждавший о новом мировом порядке, ни во что не верил и стремился только к богатству и власти.

Дима положил руку на полку тележки и нащупал какой-то инструмент. «Наверное, подойдет». Но как только он попытался подняться, ногу пронзила острая боль. Он рухнул на пол, согнулся вдвое, зажав в ладони металлический предмет, взятый с тележки, и надеясь, что Тимофеев ничего не заметил.

Дима смутно слышал разглагольствования Тимофеева. Видимо, бедняге-министру не с кем поговорить. Дима полностью сосредоточился на размышлениях о том, где стоит Тимофеев, сколько времени ему потребуется, чтобы добраться до него из-за этой тележки, и сможет ли он с ним справиться. У Тимофеева явно хорошая реакция. А что касается его меткости — Диме придется пойти на риск.

Первым шагом в его плане было толкнуть ногой каталку. Внезапное движение ненадолго отвлекло Тимофеева, и Дима смог преодолеть часть пути.

Первый выстрел из «беретты» раздался почти сразу же, но к этому моменту Дима уже собрался, вскочил и, схватив каталку, придавил Тимофеева к стене; несколько пуль угодило в потолок. Обездвижив противника, Дима с силой вонзил ножницы в руку, державшую пистолет. «Беретта» полетела на пол.