Иджи была настолько смущена его поступком, что долго не могла выдавить из себя ни слова. Однако по дороге домой она сказала:

— Вот что я подумала… Не представляю, что хуже — сесть в тюрьму или до конца жизни быть благодарной священнику.

ПРИЮТ ДЛЯ ПРЕСТАРЕЛЫХ «РОЗОВАЯ ТЕРРАСА»

Старое шоссе Монтгомери,

9 октября 1986 г.

Сегодня Эвелин не терпелось поскорее попасть в приют, и она всю дорогу подгоняла Эда. Как всегда, она зашла к свекрови и хотела угостить её медовыми пончиками, и та, как всегда, отказалась:

«Если я это съем, то потом буду блевать как собака. Прямо в голове не укладывается, как ты можешь жрать такую приторную дрянь».

Эвелин извинилась и поспешила вниз, в зал для посетителей. Миссис Тредгуд, в платье с ярко-зелеными цветами, увидев её, воскликнула:

— С Новым годом!

Эвелин села рядом с ней в полном недоумении.

— Дорогая, но до Нового года целых три месяца. Еще и Рождество не справляли.

— Я знаю, — засмеялась миссис Тредгуд. — Просто я подумала, может, чуть-чуть поторопим время? Хоть повеселимся немножко. Все эти старики такие мрачные ходят, бормочут что-то ужасное.

Эвелин вручила миссис Тредгуд гостинец.

— Ой, Эвелин, неужели медовые пончики?

— Они самые. Помните, я вам про них говорила.

— Какие замечательные! — Старушка взяла пончик. — Вот спасибо, милочка. А вы никогда не пробовали пончики с кремом? Они такие легкие, прямо воздушные. Я всегда говорила Клео: «Если будешь проходить мимо кондитерской, прихвати нам с Альбертом дюжину пончиков — шесть глазированных с кремом и шесть с джемом». А ещё я люблю такие плетеные, знаете, как косичка. Забыла, как они называются.

Эвелин не вытерпела:

— Миссис Тредгуд, ну рассказывайте про суд.

— Вы имеете в виду суд над Иджи и Большим Джорджем?

— Да.

— Ну это действительно было что-то невероятное. Помню, мы тогда перепугались до смерти. Думали — все, они никогда больше домой не вернутся, но в конце концов их признали невиновными. Клео говорил, будто они представили доказательства, что на момент совершения преступления находились в другом месте и у них просто не было физической возможности это сделать. А ещё он сказал, что Иджи держалась молодцом, потому, что хотела защитить другого человека.

Эвелин задумалась.

— А кто ещё мог желать смерти Фрэнку?

— Ну-у, милочка, не важно, кто мог желать, важно кто убил. Вот в чем вопрос. Одни говорили, что это сделал Смоки Одиночка, другие — что это дело рук Евы Бейтс и её дружков с реки. Прости меня Господи, но там ведь собирался довольно грубый народец, да и все члены клуба «Маринованный огурец» горой друг за дружку стояли, так что Бог их знает. И потом, конечно… — миссис Тредгуд помолчала, — там ведь ещё и Руфь была.

Эвелин удивилась:

— Руфь? А где была Руфь в ночь убийства? Ведь кто-то это знал?

Миссис Тредгуд покачала головой:

— В том-то и дело, милочка, что никто ничего наверняка не знал. Иджи говорила, что они с Руфью были в доме мамы Тредгуд, она тогда болела. И я ей верю. Но некоторые не верят. Я знаю только одно: Иджи скорее умерла бы, чем позволила запятнать имя Руфи убийством.

— Так нашли убийцу или нет?

— Нет, милая, так и не нашли.

— Ну ладно, если Иджи и Большой Джордж не виновны, то кто же, по-вашему, это мог сделать?

— Чего не знаю, того не знаю.

— И вам не хотелось узнать правду?

— Ну конечно хотелось бы, кому ж не хочется? Это одна из самых больших загадок. Но этого никто никогда не узнает, милочка, за исключением разве что убийцы Фрэнка Беннета и самого Фрэнка Беннета. Знаете, как говорится, — мертвый не выдаст.

МИССИЯ СПАСЕНИЯ ДЖИММИ ХЭТЧЕРА

23-я авеню, 345, Бирмингем, штат Алабама

23 января 1969 г.

Смоки Одиночка сидел в миссии[30]на краешке железной кровати и заходился в кашле от первой утренней сигареты. После того как закрылось кафе, Смоки долго болтался по стране, пока не устроился поваром в бирмингемской придорожной забегаловке, однако пил без продыха, поэтому его скоро выгнали.

Через две недели, когда Смоки околевал от холода под виадуком на Шестнадцатой улице, его подобрал брат Джимми и привел в миссию. Он был слишком стар, чтобы и дальше вести бродячую жизнь, здоровье у него стало совсем никудышное, да и зубы почти все выпали. Но брат Джимми с женой отмыли его, подкормили, и Смоки почувствовал себя в этом приюте почти как дома — впервые за последние пятнадцать лет.

Брат Джимми сам когда-то был горазд на выпивку, но, проделав долгий путь от бутылки виски к Иисусу, решил посвятить жизнь спасению таких же бедолаг.

Он приставил Смоки к кухне. Ели они, главным образом, замороженные продукты, которые им жертвовали доброхоты, — в основном рыбные палочки да картофельное пюре быстрого приготовления. Но никто не жаловался.

Когда Смоки не был пьян или занят на кухне, он торчал наверху, пил кофе и играл в карты с другими обитателями миссии. Он много чего насмотрелся там. Например, человек с единственным пальцем на руке встретил тут своего сына, которого не видел со дня его рождения. Отец и сын — от обоих отвернулась удача, и обоих занесло ветром в одно и то же место. Он встречал здесь преуспевавших некогда врачей, адвокатов и даже бывшего сенатора от штата Мэриленд.

Однажды Смоки спросил у Джимми:

— Как эти люди могли так опуститься?

— Я думаю, от разочарования, — ответил Джимми. — Обычно все дело в женщине. Кто-то её потерял, а кто-то так за всю жизнь и не нашел. Вот и несет человека под горку. Ну и конечно, виски многих на крючок ловит. Но я уже давно наблюдаю, как люди приходят сюда и уходят, и могу точно сказать: разочарование — вот что чаще всего губит.

Полгода тому назад Джимми умер. Центр города перестраивали, и миссия подлежала сносу. Скоро Смоки опять собираться в путь. Куда, он пока не знал…

Он спустился вниз и вышел на улицу. День был морозным и ясным, а небо — ярко-синим, и Смоки захотелось пройтись.

Он миновал закусочную Гаса, прогулялся по Шестнадцатой улице, оставил позади старую сортировочную станцию и пошел вдоль железнодорожных путей, пока не обнаружил, что ноги несут его к Полустанку.

Он был и остался безработным бродягой, скитальцем, рыцарем дорог, которому судьба даровала сплошные потери, потери, и больше ничего. Свободный и безмятежный, он смотрел, как падают звезды, стоя в проемах товарных вагонов бегущих в ночи поездов. Он судил о благосостоянии страны по величине окурков, подобранных на обочине. Он вдыхал вольный ветер от Алабамы до Орегона. Чего только он не насмотрелся, чем только не занимался — одинокий бродяга, свободный от всех и вся. Еще один лоботряс без рода и племени, ещё один беспробудный пьяница. Но он, Смоки Джим Филлипс, вечный неудачник, любил только одну женщину и хранил ей верность всю свою жизнь.