— Слушай, Разик, а ты уверен, что у ордынцев есть пушки и что они прекратят лобовые атаки конницы и попытаются уничтожить нашу засеку артиллерийским огнем?

— Ну, пушки у них или пищали — я точно не скажу, — позволил себе слегка съехидничать Разик.

— Да хоть мортиры, — парировал Желток. — Ты не умничай, без тебя знаю, чем пушки отличаются от пищалей. Пушки предназначены для навесного огня, а пищали — для настильного...

— А мортиры — для перекидного, — подхватил Разик. — А кто из нас умничает — это еще вопрос.

— Ладно, не заедайся. Отвечай по сути.

— Отвечаю. По данным нашего погибшего разведчика, с ордынским набегом идут на Русь турецкие военные советники, инженеры и артиллеристы с огнестрельными орудиями. Другой информации у меня нет. Думаю, что, когда одна из колонн, которая пойдет по этой дороге, наткнется на нашу засеку и не сможет с ходу ее взять, турецкие советники предложат применить артиллерию. Они подтянут орудия и боезапас к засеке. Ну а дальше — дальше ты сам наметил, какие деревья будем на них валить перед атакой.

— Но все-таки насколько ты уверен в том, что именно так противник и поступит? А то мы, выполняя твой план, и засеку оголим, и от засады толку не будет.

Полусотник покачал головой:

— Я же не Господь Бог, чтобы все предвидеть и знать. Можно, конечно, устроить дискуссию, все обсудить, учесть все мнения. Но, как ты прекрасно понимаешь, решения командиру все равно приходится, в конце концов, принимать единолично. Он и отвечает за них.

— У тебя есть два выхода, чтобы облегчить свою тяжкую долю. Во-первых, сложить с себя звание полусотника и перейти в рядовые бойцы, — по тону Желтка, как всегда, почти невозможно было понять, шутит он или говорит всерьез. — А во-вторых, ты можешь, наоборот, двинуться вверх по служебной лестнице, достичь высших чинов, и тогда все твои распоряжения сразу же попадут в разряд неоспоримой истины в последней инстанции, а сам ты по определению станешь безгрешным, никогда не ошибающимся мудрым вождем. И если твои гениальные указания не будут должным образом исполнены, а предначертанные тобой планы с треском провалятся, то виноватыми, естественно, окажутся нерадивые исполнители, недостойные служить под началом столь великого вождя.

— Нет, — в тон Желтку произнес Разик с притворной печалью в голосе. — Государем всея Руси мне никогда не стать.

— И слава Богу. Я слишком тебя люблю, чтобы пожелать другу подобной участи, —откликнулся Желток.

Лес кончился, перед дружинниками открылась широкая пойма, за ней блеснула река. Разик и Желток некоторое время рассматривали с холма реку и пойменный луг, затем съехали вниз и направились к берегу. Их кони сами, без дополнительных понуканий, спокойно и уверенно вошли в воду по брюхо, принялись пить. Желток бросил в реку прихваченную на берегу сухую ветку и некоторое время наблюдал за ней, оценивая скорость течения. Разик тоже проводил ветку глазами и подытожил их совместные наблюдения:

— Да, станичный старшина сориентировал нас правильно. Здесь действительно плес, удобный для переправы ордынской конницы.

Желток согласно кивнул, а затем спросил требовательно:

— И что же, брат полусотник, будем отсиживаться на засеке, дадим им спокойно переправиться через реку?

— Ну, отсиживаться-то, положим, долго не придется, — пожал плечами Разик. — Через час-другой после переправы орда на засеку навалится. А здесь, на берегу, что мы им сделаем вдесятером? Позиций оборудованных нет, да и линия обороны, сам видишь, тянется как минимум на две версты. Нам и двух минут не продержаться.

— А вдруг ордынцы все же не рискнут сразу начать переправу, а пустят вперед разведку? Они же не могут быть полностью уверены в том, что наших войск на Засечной черте нет! Давай все же, когда наш наблюдатель с вышки заметит приближение орды, выедем сюда, на берег, хотя бы впятером, встанем внаглую и будем ждать. Авось спугнем, заставим остановиться, выслать на нас передовой отряд. Уж с ним-то, я думаю, мы сможем схлестнуться!

— Смотря сколько их будет, — резонно возразил Разик. — Чего нам на рожон-то переть. А то рассуждаешь, как малолеток, начитавшийся рыцарских романов. Наша задача — не схлестнуться абы как, удаль свою несусветную неизвестно перед кем проявляя, а нанести максимальный урон противнику и задержать его на рубеже как можно дольше... Но в одном ты прав, наше появление на берегу может хоть ненадолго, но задержать переправу основных сил. Поэтому на берег, как ты предлагаешь, мы выедем. Однако если они пошлют на нас в разведку боем хотя бы полусотню, то никаких рыцарских поединков я не позволю! Дадим пару залпов и ускачем на засеку во весь опор. И вообще, стрелять и скакать мы будем без тебя, поскольку ты останешься на засеке. Тебе все ясно?

— Так точно, брат полусотник! — с преувеличенным усердием вытянулся в седле Желток и поднес ладонь к берету.

— Вольно, брат десятник, — в тон ему ответил Разик и, то ли передразнивая друга, то ли, наоборот, подчеркивая полную серьезность своего распоряжения, вытянулся в седле и ответным жестом отдал честь сослуживцу. — Давай поворачивать обратно. Считаю нашу рекогносцировку успешной. От лица службы выражаю тебе благодарность за ценные советы и замечания.

— Служу Руси и Лесному Стану, — ответил Желток, и в его голосе на сей раз не было ни тени обычной иронии.

В этот вечер и на следующий день все бойцы десятка, кроме наблюдателя на сосне и часового на самой засеке, трудились не покладая рук. В соответствии с планом своего командира они готовили лесную засаду перед засекой. Из этой засады лешие собирались неожиданно атаковать разворачивающуюся против них турецкую батарею, уничтожить ее и — самое главное — захватить порох. Если бы дружинникам удалось пополнить его запасы, то они смогли бы дольше удерживать свой рубеж или же вовсе вынудить орду остановиться, выслать отряд для обхода и атаки с тыла. Тем самым они выигрывали драгоценное время. Ведь рано или поздно царь Иван Васильевич убедится в том, что набег — не выдумка мифических предателей, орда и в самом деле налетела на Русь. Тогда он начнет собирать войска. Дай Бог, чтобы успел! Во всяком случае, лешие сделают все, чтобы интервенты топтались на Засечной черте как можно дольше, и у русских войск было больше шансов развернуться им навстречу хотя бы на подходе к столице, матушке-Москве.

Лешие подпиливали деревья, маскировали подпилы. Они также пробежались, хотя бегом их движение можно было назвать весьма условно, через лес от места засады до засеки, чтобы точно знать время, требующееся им для совершения этого тяжелого марш-броска сквозь бурелом и густые заросли. В общем, к ночи все было готово для встречи противника, и теперь оставалось лишь ждать.

Ждать пришлось недолго. На второй день утром, когда десяток завтракал, наблюдатель на вышке засвистел заливисто, и от этого свиста учащенно забились сердца даже опытных бойцов, побывавших не в одном сражении. Все вдруг внезапно поняли, какое это счастье — просто сидеть в весеннем лесу на бревнышке, нагретом лучами яркого солнца, слушать беззаботное чириканье птах и не спеша есть наваристую кашу, спокойно беседуя с друзьями ни о чем и обо всем на свете. Сигнал с вышки пронзительно и резко отсек от них и весенний лес, и вкус пищи, и все те чудесные мелочи и ощущения, которые составляют нормальную человеческую жизнь и остаются незамеченными и неоцененными в обычной обстановке.