И все же он не мог отказаться от нее полностью.

– Шерри, – вкрадчиво молвил принц, – но разве я могу жениться на Марии? Закон не признает нашу женитьбу.

Шерри облегченно вздохнул. Принц нашел правильные слова.

Шерри, как и сам принц, не готов был говорить откровенно. Они не стали бы обсуждать, что церковь считает венчание законным браком, и даже если государство не признает его, по мнению церкви, мужчина и женщина, прошедшие обряд венчания, считаются мужем и женой.

Однако увиливать от прямого разговора легче. Лучше не касаться конкретных фактов. Слишком многое поставлено на карту.

– Шерри, – сказал принц, – надо предупредить Марию. Шеридан с ним согласился.

– Ты мой очень хороший друг. И прекрасно владеешь словом. Мы всегда это говорили, правда? Ты, мой милый Шерри сможешь все ей объяснить лучше меня.

Шеридану стало не по себе, однако он понимал, почему принц обратился к нему с такой просьбой. Нужно предупредить Фокса, теперь в парламент должен являться Фокс! Однако Мария Фитцерберт Фокса не любила, и утешать ее придется Шеридану.

Дело весьма деликатное… но раз принц настаивает, надо постараться!

* * *

Шерри немедленно отправился к Марии и попросил передать, что у него к ней очень важный разговор. Он рассказал, какая сцена разыгралась в парламенте, и добавил, что теперь из-за Ролле и Питта депутаты наверняка начнут разбираться, замужем она за принцем Уэльским или нет.

Мария заволновалась. Она поклялась принцу не рассказывать о венчании и поэтому не могла открыть Шеридану правду.

– Все мы знаем, что вы добродетельная женщина, – сказал Шеридан. – И принц своим поведением показывает, что он считает вас своей супругой. Однако, разумеется, в данном случае крайне важно, чтобы не было никакой церемонии… я имею в виду церемонию с участием священника. Была другая церемония – когда принц после попытки самоубийства надел вам на палец кольцо… И хотя для вас и принца это было исполнено огромного смысла, народ это не осудит…

«Я все глубже влезаю в авантюру, – подумал Шеридан. – Как трудно ходить вокруг да около и не сметь сказать напрямик!»

– Шерри, – жалобно проговорила Мария, – я себя чувствую собакой, которой привязали на шею камень.

– Мария, я на все готов, чтобы защитить вас! Но если признать, что бракосочетание состоялось, я боюсь, последствия для Его Высочества будут ужасающими.

Мария молчала. Она думала о венчании, о торжественных словах, которые тогда произнесла, о священных клятвах… Для нее это было настоящим бракосочетанием… и она верила, что для принца тоже. Мария доверяла принцу, ведь он так часто клялся, что будет на ее стороне и не побоится ради нее сразиться с отцом и со всей страной. Почему же теперь он должен испугаться мистера Питта и Палаты Общин? Нет, конечно, он не испугался! Если его вызовут и спросят, он наверняка ответит им, что она действительно его супруга, что они принесли клятвы в присутствии священника, и тот их обвенчал.

Шеридан выжидательно смотрел на Марию. Но она решила ничего ему не говорить. Она поклялась держать случившееся в тайне и не желает выдавать Роберта Берта, которому не поздоровится, если о венчании станет известно. Пусть принц встанет и во всем признается. И всех их защитит!

«Он сделает это, – подумала Мария. – Непременно сделает!»

– Я не сомневаюсь, – сказала она Шеридану, – что принц поступит правильно.

* * *

Фокс выслушал отчет Шеридана о том, что произошло. Ему уже было известно о свидании Шеридана с Марией.

– Она не призналась в том, что они устроили какую-то брачную церемонию?

– Нет, – покачал головой Шеридан. – Я думаю, принц заставил ее поклясться, что она будет держать это в тайне.

Фокс размышлял.

– Несомненно, она имела в виду ту церемонию с кольцом… ну, когда он сделал вид, что пытался покончить жизнь самоубийством. Должно быть, речь идет именно об этом! Проклятый Ролле и трижды проклятый Питт! Но ничего, я придумаю, как нам быть.

– Я так и думал, – сказал Шеридан. – Господи, как жаль, что вас не было в парламенте двадцать седьмого числа!

– Да если б я и был, я бы все равно не сделал бы больше вашего.

– А все Питт! Этот дьявол!

– Да, как всегда, виноват этот дьявол Питт… Ладно, не унывайте, Шерри. Вы скоро увидите, каков Фокс в деле. Я всегда любил борьбу, и поверьте, для меня наш умник Питт – самый лучший противник.

– Вы намерены встретиться с принцем?

– Нет. У меня и так есть все, что мне нужно.

Фокс хитро улыбнулся. А было ли на самом деле это бракосочетание? Да какая, в конце концов, разница! Главное категорически все отрицать! Иначе принц может потерять право на престол. Вот будет мило, если после того, как он, Фокс, потратил столько усилий, чтобы залучить принца в стан вигов, Питт попытается отдать корону герцогу Йорку, а он наверняка попытается, если выяснится, что принц Уэльский женился на католичке… Фокс на месте Питта не преминул бы это сделать.

Нет, нужно отрицать… категорически отрицать, если понадобится, и Фокс намеревался во всеуслышание заявить, что слухи о женитьбе принца лживы. У него имелись все основания для такого заявления, поскольку он сохранил письмо принца Уэльского, датированное одиннадцатым декабря 1785 года. В нем Его Высочество вполне определенно утверждал, что у него нет ни малейшего намерения жениться на миссис Фитцерберт. А поскольку письмо это было написано всего за несколько дней до того, как принц и миссис Фитцерберт вступили в любовную связь, больше никаких доказательств не требовалось.

* * *

Алдерман Ньюнхем объявил, что 30 апреля он представит ходатайство о погашении долгов принца Уэльского, и в тот день в Палате Общин яблоку было негде упасть.

И Фокс оказался на месте, и Шеридан; в зале царила атмосфера взволнованного ожидания: все предвкушали схватку двух крупных политиков – Питта и Фокса. А особенно ждали разоблачения, избежать которого уже было невозможно.

Алдерман Ньюнхем поднялся и проговорил:

– В прошлую пятницу некоторые члены парламента обратились ко мне с просьбой отказаться от задуманного, много говорилось об опасных последствиях, которые может иметь обсуждение подобной темы. А один джентльмен договорился до того, что это затронет интересы церкви и государства…

Члены парламента подались вперед, все взгляды были устремлены на Фокса и Шеридана. И едва Ньюнхем завершил свою речь, Фокс вскочил на ноги.

Он начал с того, что попросил у парламента прощения за свое отсутствие на заседании в прошлую пятницу. Просто он не подозревал, что зайдет речь о столь щекотливом и важном деле.

– Мне бы хотелось, чтобы парламент понял, – продолжал Фокс, – сам принц Уэльский уполномочил меня заявить, что ему нечего стыдиться своих поступков и он не боится никаких расследований.