которое, как он думал, давно покинуло его, потом заполнило до краев, и неожиданно по лицу заструились слезы.

Сто пятьдесят кругов по дорожке стадиона Цинни завершила, когда луна высоко поднялась и ее свет залил половину арены. Она не стала прохаживаться для «заминки», как принято у бегунов, а просто остановилась в нескольких шагах от финишной черты и смотрела на Клэра. В лунном свете она казалась статуей работы искуснейшего скульптора.

— Два часа шестнадцать минут тридцать секунд. Введем поправку на условия дорожки, прибавим три минуты… Все равно получился национальный рекорд.

Цинни улыбнулась. Большинству марафонцев свойственна скупость мимики, внешне похожая на равнодушие, причиной которой служит привычка постоянно рассчитывать и экономить расход энергии на тренировках и соревнованиях. Но оказалось, что у Цинни трогательная улыбка. И эта улыбка вонзилась ему в сердце, как нож. Он стоял в оцепенении, превратившись в еще одну статую на беговой дорожке, пока его не вернул к реальности звук тяжелого дыхания Цинни. Тогда он снова застегнул ремешок часов на запястье и тихо сказал:

— Дитя, ты родилась в неудачное время.

Цинни кивнула.

Клэр наклонился, поднял с земли балахон, который девушка сбросила перед забегом, и подал его Цинни.

— Я отвезу тебя домой. Уже поздно, и твои родители будут волноваться.

Цинни сделала жест отрицания, и Клэр понял ее. У нее не было ни родителей, ни дома. Она зажала под мышкой скомканную одежду, повернулась и быстро скрылась в тенях полуразрушенного стадиона.

Автобус полз к окраине города, расслабленное вялое тело Цинни безвольно раскачивалось, когда автобус потряхивало на кочках. От усталости и слабости ее клонило в сон. Но она резко пробудилась, услышав за спиной:

— Салих, но как же ты угодил в тюрьму?

Цинни обернулась, чтобы взглянуть на человека, которого назвали Салихом. Она сразу узнала его, хотя лишь с трудом можно было поверить, что этот жалкий заморыш был когда-то самым прославленным спортсменом Республики Западная Азия, звездой первой величины. Алек Салих был одним из трех спортсменов, завоевавших медали для Западной Азии на международных соревнованиях во время блокады. Четыре года назад он даже стал чемпионом мира по стрельбе из лука среди мужчин, что сделало его национальным героем. Цинни до сих пор отчетливо помнила, как величественно он выглядел, проезжая в автомобиле с откидным верхом по центральному бульвару столицы. Сейчас позади нее сидел изможденный, кожа да кости, мужчина неопределенного возраста с изуродованным шрамами бледным лицом, одетый в грязную тюремную робу. Он заметно дрожал, но, скорее, от нервного напряжения, потому что утро никак нельзя было назвать прохладным.

— Он был телохранителем в частной корпорации, — ответил Клэр за Салиха. — Там хорошо знали, как он умеет стрелять.

— Я не хотел умереть от голода, — пробормотал Салих.

— И все же чуть не умер от голода. Нынче свободные горожане с трудом находят жалкое пропитание, а уж в тюрьме-то каково? Люди мрут как мухи от голода и болезней. Так что ты, похоже, ничего не выиграл.

— Господин директор, если бы вы не забрали меня оттуда, я точно умер бы. Но почему вы вдруг обо мне вспомнили? Куда мы едем?

— Мы едем в аэропорт, а вот зачем, я и сам не знаю. Я получил приказ отыскать и собрать всех наших сильнейших спортсменов последних лет.

Автобус остановился, и вошла целая группа новых пассажиров. Все они, как и большинство прочих жителей Западной Азии, одеты были в тряпье, но отличались неестественной худобой, которая наряду с желтушным оттенком кожи говорила о том, что они давно и постоянно голодали. Многие вдобавок то и дело кашляли. На всех лицах отчетливо расписалась покорность судьбе. От остальных они отличались очень высоким ростом, из-за которого, впрочем, казались еще немощнее. По салону они все двигались, согнувшись в поясе, как креветки, давно вынутые из воды. Цинни узнала их: это были баскетболисты из сборной страны.

— Привет, парни, — бодро поздоровался Клэр. — Как дела?

— Вы, господин директор, сначала нас накормите, а потом спрашивайте.

— Точно! Большому начальству никогда не приходится голодать так, как нам. Вы ведь даже сейчас питаетесь за счет спорта. А как питаемся мы? Раз в день, и то лишь голод перебить ненадолго.

— Ага! Но и этого скоро не будет. Гуманитарку уже перестали поставлять!

— Не переживайте. Погодите немного — как только возобновится война, на черном рынке вновь появится человечина…

Баскетболисты наперебой жаловались на судьбу, не обращая внимания, слушают их или нет, а Цинни рассматривала их, но не могла узнать того, которого больше всего хотела увидеть. Вместо нее напрашивающийся вопрос задал Клэр.

— А где Мурад? — спросил он. Да, среди великанов отсутствовал Гэри Мурад, которого называли западноазиатским Майклом Джорданом.

— Он умер. Уже с полгода прошло.

Клэр вроде бы не удивился:

— Вот как… А Инсия?

Это имя Цинни вспомнила, хоть и не без труда, — молодая звезда женской баскетбольной сборной. Жена Мурада.

— Они умерли вместе.

— Боже мой! Как же это случилось?

— Вы бы лучше спросили, как мир стал таким сволочным. Они ведь, как и все мы, ничего не умели, кроме как гонять мячик, и как и все мы, голодали несколько последних лет. А уж ребенок был им совсем ни к чему, но он родился, и все полетело кувырком. А потом их пособие урезали вдвое. Ребенок прожил всего три месяца, затем умер, как сказали врачи, от неправильного питания — на самом деле от голода. Когда умер ребенок, они всю ночь проплакали, а потом все стихло. Они даже еду приготовили, сели вдвоем и все съели. Впервые за много лет наелись досыта. Вы же знаете, сколько все мы раньше ели! Оказалось, что они съели весь свой месячный паек. А утром к ним заглянул кто-то из соседей и увидел, что они мертвы. Они добавили в пищу какой-то яд и умерли во сне.

После этого рассказа все затихли и молчали до тех пор, пока автобус не остановился в очередной раз. Вошел один человек — роскошная женщина с волосами, выкрашенными в огненно-рыжий цвет, с густыми тенями на веках и ярко-красной помадой на губах.

— Ух ты! — воскликнул кто-то. — Хоть кто-то не голодал!

Женщина была одета броско, но вульгарно; ее наряд не оставлял никакого места воображению. Всем своим обликом она резко отличалась от изможденных и оборванных прочих пассажиров автобуса.

— Эй, похоже, она не только хорошо питается, но и вообще живет неплохо! — раздался чей-то голос.

— Может быть, и нет. Нынче и в столице почти так же голодно, как и по всей стране. Кроме того, в районе красных фонарей благополучие