— Но она его любит!

— И что, за любовь стоит умереть?

Она вздрогнула, оторвалась на минуту от своих романтических бредней.

— Нет, конечно нет. Но король не может отрубить ей голову за то, что она влюбилась в человека из знатной семьи и вышла за него замуж.

— Нет. — Мой ответ прозвучал слишком резко. — Он вместо этого отрубит голову ее любовнику, так что лучше попрощайтесь с братом и больше никогда о нем не упоминайте, а не то король ненароком подумает, что вы метите на его место, поэтому плетете интриги вместе с остальными Говардами.

Она побледнела так, что в лице не осталось ни кровинки.

— Он ни за что не пошлет меня в Тауэр, — шепнули ее губы. — Вы только об этом и думаете, только об этом и твердите. Такое один раз случилось, с одной женой. Но больше не повторится. Он меня обожает.

— Племянницу он тоже любит, но только, не задумавшись, запрет ее, безутешную, в Сионском аббатстве, а возлюбленного отправит в Тауэр, а там и на плаху. Король, конечно, вас обожает, да только терпеть не может, когда перечат его воле. Король, конечно, вас обожает, да только ему надо, чтобы королева была непорочна, как ледяная статуя. А если в покоях королевы с целомудрием не все в порядке, она сама в этом виновата и достойна наказания. Король, конечно, вас обожает, но уж верно предпочтет увидеть вашу смерть, а не смену династии. Подумайте о том, что случилось с семейством Поль. Вспомните о Маргарите Поль — уже три года сидит в Тауэре, невинна, как святая, по возрасту вам в бабки годится, а обречена оставаться в темнице до конца своих дней. Вы что, хотите, чтобы так поступили с Говардами?

— Ужас какой! — Бедная девочка, личико бледное, а в ушах сверкают бриллианты. — Это же мой родной брат! Я королева, я что, не могу его спасти? Ну, влюбился он — вот и вся его вина. Надо поговорить с дядюшкой. Он нам поможет, спасет Карла.

— Дядюшка как раз сегодня отбыл, — сухо отозвалась я. — Удивительно, но он именно сейчас отправился в Кеннингхолл. Вам не успеть с ним связаться.

— Что ему известно?

— Ровным счетом ничего, уверяю вас. А спроси его король, дядюшка плечами пожмет в полном недоумении — как можно заподозрить, что он знает о таких делишках. Забудьте о брате. Вам его не спасти. Если король от него отвернулся, Карл, считайте, уже мертв. Я-то знаю. Знаю лучше всех на свете.

— Но вы же не молчали, глядя, как гибнет ваш муж. Вы, верно, просили за него, умоляли короля… — Что она понимает, эта девчонка? Ровным счетом ничего.

Я не сказала: «Нет, я за него не просила, я сама со страху умирала». Не сказала: «Нет, я за него не просила, но тебе не понять почему и, дай бог, никогда не пережить такой ужас».

— Какая разница, что я тогда делала или не делала, — только и ответила я. — Но вам придется с братом проститься да в молитвах поминать. Одна надежда — вдруг король позабудет послать его на смерть.

— Какой толк в молитвах? — Тоже мне, еретичка. — Разве Бог не всегда с королем заодно? Разве король не творит Божью волю? Что толку молиться Богу, если в Англии Бог — король?

— Тише, — прервала я ее. — Лучше учитесь жить без брата, как я научилась жить без мужа и золовки. Король отвернулся от моего мужа, и Георг отправился в Тауэр, а оттуда прямиком на эшафот. Я это пережила, и вы переживете.

— Как же так можно! — Одно слово, мятежница.

Я схватила ее за запястья, словно служанку, которую собралась хорошенько проучить за глупость.

— Заруби себе на носу. — Настало время все сказать, резко и прямо. — Он — король, и такова его воля. Ни один человек ему не в силах противостоять. Никто, ни дядюшка, ни архиепископ, ни даже сам Папа Римский. Король поступает так, как ему угодно. А твое дело заботиться, чтобы он никогда от тебя не отвернулся, да и от всех нас тоже.

Ричмондский дворец, ноябрь 1540 года

Итак, я приглашена ко двору на рождественские праздники. Он держит слово — я вторая леди страны, впереди только Китти Говард (надо наконец выучиться говорить «королева Екатерина»). Сегодня от лорда-камергера пришло письмо с приглашением, меня поселят в покоях королевы. Не сомневаюсь, мне предоставят одну из лучших спален, принцессе Марии тоже. Увижу своими глазами, как Китти Говард (королева Екатерина) спит в моей постели, примеряет наряды в моей комнате, принимает посетителей, сидя в моем кресле. Похоже, выбора ехать или не ехать у меня нет, значит, надо с достоинством встретить неизбежное.

Не сомневаюсь, Китти Говард справится с ролью. Насколько могу судить, она сейчас репетирует. Ей нравится разучивать движения, улыбки, жесты. Надеюсь, к моему приезду она приготовит новую, любезную, улыбку, и я тоже должна быть любезной.

Надо купить подарки. Король любит подарки, а малютка Китти Говард (королева Екатерина) обожает драгоценности. Если подарки окажутся удачными, меня примут радушно, а я так в этом нуждаюсь. Была я герцогиней, потом английской королевой, теперь — что-то вроде принцессы. Надо набраться мужества и стать самой собой, просто Анной Киевской. Принять мое новое положение при дворе с достоинством. Будет Рождество, мое первое Рождество в Англии. Смешно вспомнить, как я мечтала на Рождество веселиться в кругу счастливых придворных. Думала, буду королевой, но все обернулось иначе, теперь я просто почетная гостья. В жизни женщины всякое может случиться. В чем моя вина? Разве это мне обещали? За что свергли? Я собиралась стать хорошей королевой для Англии, а теперь мой долг — стать хорошей английской принцессой.

Хэмптон-Корт, Рождество 1540 года

Нынче, когда король обрушил свой гнев на семью жены и на собственную племянницу, все затаились, попрятались по углам и только надеются — авось пронесет и король на них сердиться не будет. Карл Говард, которого кто-то похрабрее нас вовремя предупредил, удрал в маленькой рыбацкой лодчонке к устью Темзы, уговорил взять его на какой-то корабль и уплыл во Францию, чем увеличил и без того немалую армию изгнанников, которым при Генрихе нет места в Англии. Это паписты, реформаторы, те, кого по новым законам обвинили в измене, те, чья единственная вина состоит в родстве с изменниками. Чем больше их бежит из Англии, тем подозрительней становится король. Его отец завоевал трон при помощи горстки недовольных, изгнанных в правление короля Ричарда. Кому лучше его известно, как ненавидят тиранию? Чтобы свергнуть монарха, всегда найдется кучка изгнанников и десяток претендентов на трон.

Карл благополучно добрался до Франции, и теперь ему остается только ждать смерти короля. Право сказать, ему живется там лучше, чем нам здесь. Он вдали от дома и родных, но на свободе, мы у себя, но боимся даже вздохнуть поглубже. Леди Маргарита отправилась обратно в Сионское аббатство, свою старую тюрьму. Узнав волю короля, она ударилась в слезы. Горько плача, признавалась нам: там ее не будут выпускать из комнат, из окошка едва можно разглядеть реку. Только двадцать один, а жизнь уже не мила. Дни в аббатстве тянутся, словно годы, а ночи — словно вечность. И ей всего-то хотелось любви достойного кавалера, замужества и счастливой жизни.