И «мерседес» с двумя женщинами и двумя детьми влетел прямиком под фуру, лишившись всей верхней части кузова. Мчавшийся следом за ним джип успел повернуть, и на большой скорости влепился в фуру боком. Но джип, шедший последним, резко затормозил у самого места происшествия, однако «камаз» с дынями догнал его и ударил в корму с такой силой, что джип улетел с дороги в кювет, который именно в том месте оказался на редкость глубоким.

Буквально через две минуты на месте оказалась автоинспекция, в воздух поднялся спецвертолет, к месту трагедии устремились все оказавшиеся поблизости машины «скорой помощи». Однако водитель фуры и двое торговцев дынями без лишней спешки пересели в подъехавшую видавшую виды «волгу» и скрылись в неизвестном направлении.

Народа в мечети было много, но Моисей Лазаревич не видел знакомых лиц. «Интересно, а вдруг они в мечетях не отпевают своих покойников? — подумалось ему. — Чего ради я тогда сюда приперся?»

Однако Рамиз Имамвердиев, правая рука Мирзы по игорному бизнесу и всем остальным делам, ясно сказал, что они будут ждать его в этой мечети, и по голосу чувствовалось, что настроен он был вполне серьезно

Подошедший к нему юноша в тюбетейке пригласил Моисея Лазаревича в боковую пристройку к мечети… Он поднялся по лестнице и… встретился лицом к лицу с самим Мирзой, явно не производившим впечатления выходца с того света.

Фраэрман обнял друга и прослезился.

–

Ты не должен был так поступать со мной, Мирза. Я думал, ты… — он не смог закончить.

— Я вполне здоров, — сказал ему Мирза.

Но выглядел он не совсем здоровым, хотя голос его был сильным, как всегда, и самоуверенным. Мося посмотрел на него.

— Что ты думаешь теперь делать?

— Думаю? Я ни о чем не думаю. Я просто уничтожу этих негодяев раньше, чем они подумают прислать мне венок на похороны.

Рамиз засмеялся.

— Они, я думаю, будут очень удивлены. Они считают, что ты еще в морге.

Мирза улыбнулся, но его улыбка была неприятной.

— Скоро они узнают, что я воскрес, — сказал он, — и это будет последней новостью, какую они узнают.

Комнатушка муллы было полностью переоборудована под штаб. Была поставлена мини-АТС, стоял компьютер и спутниковый телефон. Несколько человек в наушниках вели переговоры.

«Разумеется, — подумал Мошэ. — Кому принадлежит связь, тому принадлежит мир. Уже вторую мировую называли войной информаций. В отличие от меня, Мирза сильнее, злобнее, агрессивнее, он ни на секунду не остановится перед тем, чтобы уничтожить мешающего ему человека. Поэтому именно он решил подмять весь город под себя, и у него это получится. Ты же, Мося, слишком мягок, доверчив, интеллигентен, деликатен, ты — человек искусства, а не фомки и кастета, как говорится, «it’s my way»[6], слова из популярной песни американского певца Фрэнка Синатры.

— Что ты сказал? — спросил он, не поняв вопроса, с которым обратился к нему Мирза.

— Я говорю: позвони младшему Марагулия и попроси его сейчас же приехать в ресторан Сулико. При этом вовсе необязательно говорить, что я жив.

— Послушай, Тенгиз — сын моего покойного друга, он мне как родной!

— Вот и реши, кто из нас тебе роднее.

Тамаз Сулаквелидзе сидел за обедом в середине дня в своем доме с Тенгизом и Нугзаром, когда им позвонил Моисей Лазаревич.

Дети Тамаза были в школе. Жена его мыла посуду и вытирала тарелки. Несмотря на то, что его контузило при взрыве, Тамаз отказался ложиться в больницу и был доволен, что снова может обедать дома. Это не означало, что братья Сулаквелидзе перестали быть осторожными, но разгром во Владимире был столь внушительным, что теперь вряд ли кто мог сомневаться в победе Тенгиза. И первой ласточкой стал, разумеется Мошэ. Старый лис, он по телефону рассыпался в комплиментах и все представил так, словно с самого начала не сомневался в победе молодого человека.

Когда зазвонил телефон, Тамаз вышел из-за стола и взял трубку. Он послушал немного и посмотрел на жену. Та не сказав ни слова, вышла из комнаты. Ему не хотелось посвящать ее в свои дела.

Мошэ говорил громко и возбужденно и Тамаз не осуждал его, когда услышал, что он говорит.

— Так вот, ребята, я был у Сулико, завтракал, когда старикан сам подошел ко мне. Он беспокоился, как теперь сложится расклад сил. В этот момент подошел один из его официантов и сказал, что по радио передают, что Мирза скончался в больнице.

— Что?

— Он принес радиоприемник и я своими ушами услышал, что Агакиши Мирзаджанов умер в результате сердечного приступа.

— Будь я проклят… — пробормотал Тамаз, подавая трубку Тенгизу.

— Это точно? — выкрикнул молодой человек. — Что с ним случилось?

— Что? Говорят, сердце. Так-то вот, сынок, придет время, и ты узнаешь что это такое…

— Ну хорошо, я ему отходняк закажу, — усмехнулся Тенгиз.

— Погоди, Тенгиз, Сулико готов перейти к вам под крышу со всеми своими людьми. Он считает, что только ты можешь его поддержать. Как тебе это нравится? Ты понимаешь?

— Это хорошо, — ответил Тамаз.

Старик Сулико, кроме того, что имел ресторан, столовую, ночной клуб и магазин, был еще и негласным барометром, выразителем мнения большинства. Если он переходил под крышу Тенгиза, значит он признавал главенство сына Вано во всех делах семьи. Того же следовало ожидать от остальных жертв цивилизованного рэкета. Это означало, что финансовые рычаги переходят в руки Тенгиза. И милым дядюшкам Зурабу, Анзору Автандилу — придется волей-неволей с этим смириться. Не будут же они ополчаться против наследника Вано? Это означало еще и гораздо более важное событие. В скором времени и Мурадяну, и всем остальным придется признать его главенство.

— Разумеется, — говорил Мошэ, — этот вопрос он хочет обговорить лично с тобой.

— Он там?

— Да… Я звоню из кабака. Он сейчас в баре.

— Позови его.

— Подожди немного.

Тенгиз нетерпеливо ждал, ничего не говоря друзьям.

Сулико подошел к телефону и говорил, явно нервничая, что, в общем-то, было естественно.

— Я думаю, Тамаз, может быть, Мошэ кое-что преувеличил. Я ничего не скажу определенно, пока не переговорю с тобой, Валико и Тамазом. Я имею ввиду, что если вы идете к главенству в городе, я хотел бы быть с вами. Но ведь я имею право это услышать прямо от вас. Можете ли вы защитить меня, если я отойду от вашего дяди и стану платить деньга вам? И насколько? И еще, если я перейду к вам сейчас, я не смогу платить вам столько, сколько платил весь последний год. В наши дни штука баксов в месяц — это слишком большая сумма при наших оборотах.