– А что ж Анчутка от не пришёл?

– Дед, он сказал, что против своих не попрёт, – кисло ответила курсант Фруктовая.

После того как безрогий бес показался ей во всей своей неприглядной красе, она уверовала, что тоже способна видеть нечисть. Ну да, уж по крайней мере его она увидела и разглядела. Больше не хочет. Сидит себе в лёгкой рубашке и тонких джинсах, с улыбочкой разливая всем чай.

Бесстыжий пёс улёгся под столом, прихлёбывая воду из миски и одновременно пытаясь прожигать всех нас снизу вверх душещипательными взглядами из серии «когда же вы наконец нажрётесь, бессердечные люди, в упор не замечающие мучения бедной голодающей собаченьки…».

– Так что порешили? – Дарья подняла на меня вопросительный взгляд.

Мы с отцом Пафнутием переглянулись и неуверенно пожали плечами. Вроде бы да, мы все в одной команде, но есть ли смысл посвящать новообращённую девушку во все детали? В конце концов, даже если она уже многое знает, это всё равно ещё не делает её бесогоном.

Бесогонкой? Бесогоншей? Бесобойкой? Или вообще какой-нибудь бесоразгоняйкой?

Не знаю. В общем, как-то так, мне оно непринципиально.

По факту мы уже были готовы обойтись некими общими фразами, призванными как-нибудь заболтать и отложить неразрешённую проблему, когда в окошко постучал красавчик-брюнет. Правильно, его же нам только что не хватало для полного боекомплекта.

– Пусти ужо, – кивнул батюшка.

Я встал, отпер двери и впустил Анчутку. Бледного и напуганного, левое нижнее веко у него заметно дёргалось. А ведь он у нас, мягко скажем, не трусишка, постоять за себя умеет, в пекле жил. Но сейчас, глядя, как у него губы прыгают, надеяться на то, что это от счастья, не приходилось.

Видимо, в глазах у всех нас явственно читался немой вопрос, поскольку наш красавчик, ни к кому не обращаясь, просто рухнул на колени в предбаннике и простонал:

– Фашисты идут!

Я махом бросился к окошку, Дарья резво кинулась вслед за мной, но всё-таки первым к холодному стеклу прижался нос любопытного добермана. Мы двое, в четыре руки, кое-как оттянули его за уши от окна и были вынуждены лишь констатировать очевидное. Поясняю…

Действительно, невзирая на поздний час, наш тихий двор заполнялся неизвестно откуда взявшимися посторонними людьми. Даже на первый взгляд я бегло насчитал двенадцать или тринадцать солдат вермахта в форме штурмовых частей СС времён Третьего рейха.

Не люди, конечно. Черти, чтоб их всех ракообразно к Фрейду на кушетку в порядке живой очереди. Крепче выражаться нельзя, тут девушка, отцом Пафнутием нипочём не благословляется…

На самом деле их наверняка было больше, потому что они постоянно прибавлялись, активно возникая из ниоткуда. При форме, при оружии, уверенные в себе, наглые и деловые. Зато вполне понятно, в честь чего и зачем черти сюда заявились? Знак вопроса я поставил чисто символически.

Ни для кого не был тайной их визит на наш двор, и мы и они знали, зачем пришли. Нечисть рогатая снова нашла нас, месть за своих для них свята, да и кто бы сомневался. Просто так нас в покое уже никогда не оставят. Даже если мы извинимся. Дважды.

– От ить черти.

– Дед, это немцы. Те же самые ролевики-реконструкторы, что в прошлый раз тебя на площади вешали. Типа флешмоб тако-о-ой… Ой, за что?!

Отец Пафнутий прервал речь внучки выливанием ей остывшего чая за шиворот.

– Говорю тебе, от черти, значит, черти! Федька, скажи от ей.

– Если тебе довелось хоть раз суметь увидеть бесов, то это навсегда, – торопливо бросился объяснять я. – Просто повнимательней присмотрись к физиономиям этих «фрицев», и ты легко заметишь истинные черты их морд, проступающие сквозь маски человеческих лиц.

– Какого Блюхера… – начала возмущаться она, но вовремя прикусила язычок.

Даша резко побледнела, у неё судорожно сжимались кулаки и дрогнули губы. Я дал сигнал Гессу: быстренько лизь её два раза, пусть успокоится девочка. Верный пёс понял меня без слов, когда надо, он бдительный и умный. Большой розовый язык щедро умыл седую внучку от подбородка до лба и обратно. Она икнула, чихнула, вытерла нос и благодарно кивнула. Работаем.

Меж тем быстро, по-военному, одевшийся батюшка направо-налево раздавал приказы:

– Анчутка, от подними-ка половицу, достань пулемёт-то. Ставь от его в оконце, да стёкла-то не побей! Будешь от стрелять короткими очередями, как подойдут поближе. По своим-то стрелять от сможешь?

– Какие они мне свои, ваше святейшество?!

– Добро же. А ты от, паря, бери винтовку внизу, там, в коробе-то, ещё с полсотни патронов от с пулями серебряными. Бей тока по офицерам, цель в лоб! Гранаты от не тронь, не стоит от из-за всякой ерунды людей по ночи зря баламутить.

– Понял, отче.

– Дашка?

– Угу…

– Курсант от Фруктовая?!

– Есть, – опомнившись, вытянулась она.

– Нос от вытри! И бегом марш за мной от, ползком и до дровяного сарая. Прикроете?

– Так точно, – в один голос слаженно ответили я, безрогий брюнет и мой доберман. Который, впрочем, сразу добавил «гав-гав!». Типа ловко выкрутился, ага.

Меж тем Анчутка так быстро вскрыл пол, словно и без того отлично знал, где и какое оружие у нас припрятано. Я помог ему вытащить станковый пулемёт Максима без щитка, две коробки с лентами, а он передал мне дореволюционную мосинскую трёхлинейку с лотком патронов.

По требованию батюшки ему и седой внучке были торжественно вручены два воронёных пистолета ТТ, по-моему, сорок четвертого или сорок пятого года.

– Стрелять-то, умеешь от, внученька?

– Не хуже некоторых, между прочим. – Гордая курсант МЧС, задрав носик, мрачно забрала ствол. – Отметьте, я даже не спрашиваю вас, чё за хурма тут творится, но очень хочу знать: кто виноват?

К моему немалому изумлению, взгляды всех присутствующих дружно сошлись на мне. И ты, Брут?! В смысле и ты, Гесс? Он радостно вывалил язык и подмигнул, конечно же он как все, он в команде, это же здорово, да? На тебе лапку!

– Мы от пошли, пожалуй. – Отец Пафнутий обнял меня на прощанье, показал кулак безрогому бесу и ласково потрепал по холке пса. – Паря, продержитесь от минут пять-шесть, ну от максимум десять. А уж там-то… как говорится… не при девице будь сказано… победим их от, короче!

– Но пасаран. – Дарья подняла кулак правой руки к плечу.

Они ушли из дверей баньки, по-пластунски нырнув в снег, я наконец-то смог одеться, а то эта греческая тога уже несколько задолбала. Потом мы с Анчуткой погасили свет, распахнули оконце и без предупреждения дали первую очередь по фашистским оккупантам. Причём, судя по той ярости, с которой безрогий брюнет жал на гашетку, с немцами у него были личные счёты:

Ему вторил старенький «максим», набирающий голос, и грозные линии пуль буквально скосили первые ряды. Немцы залегли, но мне казалось, что их ряды только прибывают. Стройный высокий офицер СС в надвинутой на лоб фуражке что-то крикнул на немецком, взмахнув вальтером, и на этом моменте подставился под мою пулю. Одним меньше…