Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Помилуйте, да он существует всего три месяца!
— Тем более. При столь высоком качестве каждый месяц можно смело считать за год. Впрочем, не будем отклоняться. Мне нужно с вами поговорить. Я буду краток. Два слова.
Посетитель суетливо вскочил, глаза у него утомленно сверкнули, и он заговорил граммофонным голосом:
— Идя навстречу все более и более растущим потребностям, наша организация, не щадя затрат, решила организовать специальный институт для обработки общественного мнения и создания прочных литературных репутаций. Нет больше плохих журналов! Нет больше слабых писателей! Нет больше скучных романов! Если у вас наблюдается острый упадок таланта, хроническое идейное заикание, стилистическое бессилие, вялый язык и политическая близорукость, не впадайте в отчаяние. Вам стоит только позвонить по телефону пять — шестьдесят два — пятьдесят один (Москва, Пушечная улица, дом номер пять) в наш всемирно известный Критико-библиографический научно-исследовательский институт, и мы немедленно вышлем опытного агента для подписания договора на систематическое обслуживание вашего многоуважаемого журнала недорогой, снисходительной, изящной, авторитетной критикой, которая в течение нескольких месяцев восстановит в глазах советской общественности вашу пошатнувшуюся репутацию, создаст вам широкий круг поклонников и навсегда избавит от необходимости утомительной самокритики.
Институт может подвергнуть критическому анализу ваш журнал за все время его существования и даже за первый квартал текущего года.
Институт может на основе критического анализа дать сжатую статью и в течение тридцати дней опубликовать ее или по вашему указанию в руководящих органах печати, или в своем журнале «За большевистскую критику».
Институт гарантирует вам свое участие во всех общественных мероприятиях, связанных с оценкой журнала (докладчики, подбор рецензий и прочее).
Институт обязуется, если в печати появятся отзывы, не совпадающие с оценкой института, бесплатно подвергнуть материал вторичному анализу.
Цены умеренные.
Один авторский лист журнала 20 рублей.
Два……………40 рублей.
Три……………60 рублей.
Энциклопедиям, многотомникам, крупным научным грудам и прочим оптовым покупателям скидка.
Институтом привлечен обширный штат опытных рецензентов как по общим, так и специальным вопросам литературы, науки, искусства и спорта.
Восторженные рецензии обеспечены. Масса благодарностей. Тайна гарантируется…
Посетитель вытер вспотевший лоб и положил на стол договор.
— Подписывайте — и репутация вашего журнала обеспечена. Ну?
— Знаете ли, — замялся редактор, — журнал у нас новый, денег мало… Мы не можем.
— Не можете? — зловеще спросил посетитель. — Хорошо-с. Увидим.
— Что же мы увидим? — ужаснулся редактор.
— Увидим, как ваш журнал погибнет в пучине общего молчания и равнодушия. Честь имею кланяться.
— Подождите! — крикнул надтреснутым голосом редактор. — Не уходите! Один вопрос. Вы, кажется, сказали, что вы можете за небольшое вознаграждение дать сжатую статейку в любой руководящий орган советской печати по нашему указанию?
— Можем. А что?
— В таком случае вот вам двадцать рублей, и будьте любезны, напечатайте в ближайшем номере газеты сжатую статейку о том, как работает ваш институт.
Однофамилец
— Вы уволены.
— Почему?
— Как чуждый элемент. Вы родом из станицы Динской?
— Да.
— Ну, значит, вы дворянин Малышевский из станицы Динской, помещик.
— Я действительно Малышевский, действительно из Динской. Но тем не менее не помещик, а, наоборот, сын казака-хлебороба.
— Докажите.
— Хорошо.
И человек отправился из станицы Крымской в станицу Динскую за доказательством своего крестьянского происхождения. Сделать это было очень легко, так как в сельсовете имелись все необходимые документы о том, что сын казака-хлебороба, учитель Малышевский никакого отношения к помещикам той же станицы не имеет.
Учителю Малышевскому тотчас же были вручены все нужные документы.
И отправился человек обратно, довольный, что все так быстро разъяснилось, и, радостный, положил на стол начальства свои документы.
— Вот. Теперь вы видите, что я не помещик?
— Этого мало. Нужна официальная справка.
— Хорошо. Будет официальная справка.
И стал человек ждать официальной справки.
А тем временем с работы успели уволить двух его сыновей как классово чуждых и примазавшихся помещичьих сынков.
Тем не менее официальная справка все-таки пришли, и человек гордо явился к начальству:
— Теперь видите?
— Вижу-то я вижу, но, знаете ли, все-таки, согласитесь, как-то не того… и помещик — Малышевский, и вы — Малышевский… Получается некрасиво…
— Ну, хотите, — взмолился человек, — я вам представлю свидетельство красных партизан, знающих мое безупречное прошлое?
— Хочу.
— Хорошо.
И пошел человек к красным партизанам, которым помогал во время деникинщины, и принес от них бумагу, характеризующую его с лучшей стороны.
— А бумага заверенная?
— Заверенная.
— Ну что ж, ничего не поделаешь… Видно, придется пне обратно на работу принимать… Ладно, работайте.
Восстановили человека, восстановили сыновей его.
Пошло все хорошо. Прошел год. И вдруг — бац!
— Вы уволены.
— Почему?
— Как бывший помещик.
— Я не помещик.
— Докажите.
— Я ж вам в прошлом году уже доказывал.
— Докажите в этом.
— Хорошо.
И пошел человек опять в станицу Динскую.
— Дайте справку, что я не помещик.
— Не дам.
— Почему?
— Потому, что вы — Малышевский.
— Ну так что ж из этого?
— Раз Малышевский, значит, помещик.
— Да нет же! Хлебороб. У вас в архиве есть мое метрическое свидетельство. Посмотрите.
— Не смотрел и смотреть не желаю.
И пошел человек обратно. И в слезах обратился к самому высшему своему начальству:
— Товарищи! Ведь вы же знаете по прошлому году, что я не помещик. А меня все-таки уволили. Помогите!
— Не помогу.
— Почему?
— Потому, что все ваши документы — фальшивки, а сам вы — обманщик.
— Я не обманщик.
— Нет, обманщик. Вы утверждаете, что вы не Малышевский, в то время как я отлично знаю, что вы Малышевский.
— Я не отрицаю, что я Малышевский.
— Ага! Ну, а раз Малышевский, значит, помещик.
И пошел человек, шатаясь, к себе домой.
Таковы обстоятельства, в которых в данную минуту находится Малышевский, старый учитель с тридцатилетним стажем, до последнего времени работавший на консервкомбинате имени Микояна в станице Крымской методистом.
Как же могло на глазах у всех произойти это неслыханное безобразие?
Как могло случиться, что на глазах у всех два старых хороших педагога — товарищ Малышевский с женой (тоже старая учительница) — оказались на старости лет выброшенными за борт?
Вы не знаете, как это случилось, товарищ Кравцов, председатель Динского стансовета, дававший безответственные разноречивые справки?
А вы, директор комбината, подписавший приказ № 425 от 13 августа 1935 года, где документы товарища Малышевского названы ложными и честный человек пред ставлен в виде грязного афериста, — вы (не имею чести знать вашего имени), вы