Потому что я знаю тебя, Бьянка Ковингтон. – Он касается моей челюсти. – Мы говорим на языке, который никто, кроме нас, не понимает, и чувствуем друг к другу вещи, которые для всех кажутся дикими… но не для нас.

Сердце бьется о ребра, как сумасшедшее, когда я хватаю его за воротник футболки, притягивая к себе.

Я ненавижу то, что он прав. Ненавижу то, что чувствую к нему, ведь без этого моя жизнь была бы намного проще. Но больше всего я ненавижу то, что он может разорвать меня на кусочки и выбросить… Потому что я люблю его так, как не любила никого и никогда. Так, как не смогу больше полюбить. И для того, чтобы понять это, мне даже не нужны все мои воспоминания.

Мне просто нужен он.

Я чувствую, как слезы катятся по моим щекам, когда я смотрю на него.

– Ты с ней переспал?

Я должна знать.

– Нет. – Что-то мрачное звучит в его голосе. – Но, наверное, должен был.

Его слова ранят, как пощечина.

Должно быть, лицо выдает мои чувства, потому что он говорит:

– Я не должен тебе ничего объяснять, но мы познакомились на встрече. Я позвал ее к себе, потому что она сказала, что у нее сейчас непростое время и ей нужно поговорить с кем-то. Я заказал еду, и мы пообщались. Вот и все.

Я вглядываюсь ему в глаза, пытаясь увидеть в них неискренность, но ничего не нахожу.

– Все?

Выражение его лица немного смягчается, словно он знает, насколько мне больно от этого разговора.

– Да.

Очевидно, я поспешила с выводами…

Опять.

Тишина прерывается только моим бешено бьющимся сердцем.

– Ты сказала, что нам нужно поговорить, когда приходила, – напоминает Оукли через несколько секунд. – В чем дело?

Печаль наполняет мое нутро, ведь я знаю, что это будет непростой для него разговор.

Я указываю на кровать.

– Тебе лучше присесть.

Оукли не двигается с места.

– Что случилось?

Я глубоко вдыхаю, набираясь смелости, чтобы рассказать ему.

Написать письмо – это одно, сказать вслух – совсем другое.

– Помнишь, я говорила, что моя мама покончила с собой?

Он серьезно кивает.

– Я никогда тебе этого не рассказывала, но перед этим она разговаривала с кем-то по телефону. Она была очень расстроена и продолжала кричать, что любит его, мол, он обещал, что они поженятся и будут вместе.

Я вижу момент, когда до него доходит.

– У твоей мамы был роман на стороне? – Он потирает лицо. – Боже. Мне жаль…

Я поднимаю ладонь, говоря ему замолчать.

– Дальше – больше. – Я снова киваю на свою кровать. – Тебе правда лучше присесть. Поверь мне.

Оук повинуется, и я продолжаю:

– Очевидно, я никогда никому не рассказывала о том, что подслушала до аварии. Черт, я даже не осознавала, что слышала, пока не стала старше. Лиам подозревал что-то, но я не… – я запинаюсь.

– Не хотела верить, – заканчивает за меня Оукли.

– Да. У них с папой были проблемы, но я думала, они любят друг друга. Я никогда и представить не могла, что мама ему изменит. – Я складываю руки на груди. – В общем, когда мне исполнилось четырнадцать, я поняла, что устала от незнания и начала копать. Я нашла ее старый телефон, спрятанный в коробке в кладовке, и переписала последний номер, на который она звонила. – Дышать становится труднее. – Номер принадлежал ее психотерапевту… доктору Янгу.

Несколько секунд он с недоверием смотрит на меня, а потом опускает голову.

– Черт.

– Знаю… но, Оукли? – Я жду, когда он посмотрит на меня, и произношу: – Есть еще кое-что. Не лучше, так что дослушай.

Несмотря на беспокойство в его глазах, он кивает.

– Ладно.

– Поначалу я не знала, что делать с этой информацией. Но когда мне было шестнадцать, я решила преподать ему урок.

Он поднимает бровь.

– Каким образом?

– Я начала шантажировать его. Мне, очевидно, не нужны были его деньги, я просто хотела, чтобы их не было у него… поэтому я заставляла его выписывать мне чеки на огромные суммы в обмен на то, что я не расскажу его жене и дочери об этом романе.

Это было не очень сложно, поскольку в то время мой отец был так занят другими вещами, что никогда не проверял мой банковский счет.

– Потом я отправляла эти деньги в благотворительные организации.

Конечно же, это не делает меня выдающимся человеком.

Оукли шумно выдыхает.

– Господи, Бьянка.

– Знаю.

Он поднимает голову.

– Ты могла бы прийти ко мне. Мы бы придумали другой способ…

– Ты меня ненавидел, помнишь? – говорю я ему.

Его взгляд становится раздраженным.

– Я никогда тебя не ненавидел, черт возьми.

Что ж, возможно, начнет после того, как я закончу.

– Доктор Янг был не единственным, кого я шантажировала, – шепчу я. – С Хейли я делала то же самое.

Оукли рычит.

– Твою мать. – Затем поднимается. – Те видео.

Я робко киваю, чувствуя, как в нем зарождается ярость.

– Проклятье, Бьянка.

– Я знаю, что не должна была так поступать. Мне бы очень хотелось все изменить.

Несмотря на то, что в итоге я их так и не опубликовала, факт остается фактом. Я хотела. Одно неверное движение с ее стороны, и я бы разрушила ее жизнь.

Жизнь, которую уже разрушил он.

– Но было кое-что похуже, – выдавливаю из себя я, и комната вдруг начинает крениться на бок. – Помнишь ночь, когда я взяла твой телефон и назначила Хейли встречу?

– Да. – Он мрачно смотрит на меня. – Что ты сделала?

– Ничего. – Я опускаю глаза в пол, потому что не могу смотреть ему в глаза. – Но я узнала, что Хейли не просто так врала тебе насчет меня… и что она знала о романе ее отца с моей мамой.

– Нет. – Оукли качает головой. – Мы с Хейли были близки. И даже когда расстались, все равно остались друзьями. К тому же она знала, что я дружил с Джейсом и Коулом. Такое она бы мне рассказала.

– Не рассказала бы.

Из его груди вырывается недовольное ворчание.

– Рассказа…

– Нет, потому что она привыкла хранить секреты своего отца, – выпаливаю я.

– А это что еще значит?

Я начинаю ходить из угла в угол.

– Она рассказала мне кое-что той ночью. Кое-что ужасное.

– Что?

Я останавливаюсь и смотрю ему в глаза.

– Отец домогался ее.

Оукли выглядит так, словно я вырвала сердце из его груди и разорвала на части.

– Нет. – Он делает огромный шаг назад, словно пытается отойти от меня так далеко, насколько это возможно. – Она бы мне рассказала. Хейли знала, что могла рассказать мне все что угодно. – Он сжимает