– Действительно. Но расслабляться все равно еще рано…

Юля вспомнила, как одна из ее последних клиенток, Лариса Белотелова, тоже просила их с Игорем Шубиным провести ночь в ее квартире, в которой неизвестно каким образом появлялись женские вещи, а по зеркалам стекала свежая кровь. Да, безусловно, в это не верилось, это казалось болезненной фантазией клиентки, но на деле выяснилось, что Лариса сама подбрасывала себе вещи убитой ею же молодой женщины, а кровь, появлявшуюся на зеркалах, Белотелова доставала через знакомого работника роддома. А Юля с Шубиным чуть головы тогда себе не сломали, пытаясь понять, откуда на зеркалах берется кровь и кому понадобился весь этот спектакль…

Идея пришла неожиданно. Оставалось только претворить ее в жизнь. Пусть это будет немножко жестоко, зато только так можно выяснить, симулирует ли Аперманис свою душевную болезнь или нет.

Купив по дороге продуктов, Юля на такси отвезла свою клиентку домой, а сама вернулась в прокуратуру к Корнилову.

– Виктор Львович, мне нужна ваша помощь. Я поделюсь с вами гонораром от Бродягиной и постараюсь найти того, кто убил ее дочь, а вы мне пообещайте информационную поддержку.

– Нет вопросов, – развел руками Корнилов. – Я рад, что ты не раскисла, а предпочла действовать.

– Я делаю это ради ребят.

– Я понял. Что тебя интересует?

– Аперманис Маргарита Марковна. Она прибалтийка, кажется, латышка. Сделайте запрос, попытайтесь выяснить о ней все, наведите справки о ее муже, которого предположительно зовут Михайлов Антон Владимирович. Она утверждает, что он бизнесмен, причем местный, но я ей не верю…

– Эта Аперманис может иметь отношение к убийству Бродягиной?

– Вполне, – снова соврала Юля, чтобы Корнилов не потерял интерес к делу, от которого он может получить свои проценты.

– Без проблем – все сделаем. Что еще?

– Я знаю, что коттедж Крымова опечатан и за ним установлено наблюдение…

– Ты хочешь побывать там?

– А вы как думаете? – голос Юли предательски задрожал.

– Ты можешь поехать туда, когда тебе будет угодно, я сейчас же позвоню ребятам и предупрежу о твоем визите.

– Там работали эксперты? Нашли какие-нибудь подозрительные отпечатки, следы пребывания посторонних?

– Огорчу тебя: ничего мы там не нашли. Такое впечатление, как будто Крымов со своей женой были застигнуты врасплох, возможно, их каким-то образом выманили из дома, посадили в машину и увезли, потому что теплые вещи все на месте, в шкафу, на столе в кухне гора грязной посуды, остатки еды, выпивки, но все это было накрыто на двоих, и отпечатки пальцев принадлежат лишь им двоим.

– А шубинские пальцы?

– Только на ручке входной двери, но на фужерах и приборах они отсутствуют. Судя по состоянию остатков пищи, хозяева коттеджа ужинали числа семнадцатого-восемнадцатого, а уж дату исчезновения ребят так и вообще невозможно определить… Но где-то в этих числах, если не позже.

– Понятно… что ничего не понятно… А что с Мариной Бродягиной? Что вам известно о ней?

– Красивая молодая девка, говорят, была любовницей отца Кирилла…

– Есть доказательства?

– Да, есть: в квартире Кирилла, в его кабинете нашли фотографию обнаженной Бродягиной, да и жена его, Тамара, утверждает, что подозревала об их связи, хотя сам отец Кирилл объяснял свой интерес к Марине совершенно иначе – он якобы спасал заблудшую душу… Есть еще один факт, который указывает на их любовную связь, – среди вещей Марины, в ее сумочке, которую обнаружили неподалеку от тела, нашли золотое кольцо, принадлежавшее отцу Кириллу, причем на кольце сохранились следы его крови…

– Ничего не понимаю… Откуда на кольце его кровь и как вообще догадались, что кровь именно его?

– Вот именно, что это только догадки, но с другой стороны, отца Кирилла убили восьмого февраля, его пырнули ножом, и, пока он полз до дома, прижимая к животу руки, он весь залился кровью… Он и умер-то от ее потери. Если бы его жена оказалась дома, увидела его из окна и вызвала «Скорую», он остался бы жив…

– И вы решили связать эти два убийства лишь потому, что у него нашли фотографию обнаженной Марины? Не маловато?

– Дело в том, что убийца отца Кирилла отрубил его безымянный палец правой руки, на котором как раз и было это самое золотое кольцо, которое позже нашли у убитой Бродягиной.

Юля просидела у Корнилова около двух часов, пытаясь воссоздать картину этих двух убийств, которые и в самом деле казались каким-то образом связаны. Из рассказа Корнилова и уже имеющихся документов следствия выходило, что ближе к вечеру на отца Кирилла, возвращавшегося лесом из храма, расположенного в двух автобусных остановках от его дома, было совершено нападение. Неизвестный вогнал большой охотничий нож ему прямо в живот, ограбил его, отняв все имеющиеся у него деньги (по словам жены, при нем должно было быть не менее двух тысяч рублей), отрубил палец с плотно сидящим на нем золотым кольцом, снял с груди нательный золотой крест с цепью и забрал ценные старинные церковные книги. Тело отца Кирилла обнаружила поздно вечером в кустах рядом с забором собственного дома его жена, и только утром по кровавому следу следственная группа вышла на лесную тропу, где и было, судя по всему, совершено нападение. И ни одного свидетеля: никто из местных жителей ничего не слышал и не видел. Как обычно.

– Скажите, но кому же понадобилось убивать несчастного священника? – недоумевала Юля. – Неужели из-за золотых вещей или книг?

– Крест был массивный, дорогой, да только его так и не нашли, а вот кольцо, поди ж ты, обнаружили в сумочке Бродягиной… Вот и распутывай после этого… Чертовщина какая-то!

– А что, если это просто-напросто грабеж, разбой? Извините меня, но подобный нательный крест – настоящее сокровище. Я вот только не понимаю, как же могла Александра Ивановна промолчать о том, что ее дочь встречалась с отцом Кириллом, что у него нашли ее фотографию… Кстати, а где она?

– У меня в сейфе.

– Я могу взглянуть?

– Само собой, – и Корнилов достал папку с материалами дела. В прозрачной пластиковой папке действительно оказалась довольно большая и четкая черно-белая фотография обнаженной Марины Бродягиной.

– Виктор Львович, а что, если эту фотографию ему подкинули?

Юля вдруг поняла, что своим визитом окончательно расслабила Корнилова, который теперь если и станет что-нибудь делать в этом направлении, то лишь с ее подачи. У него нет стимула, он устал от беспросветности в работе, от бумажной волокиты, которой нет конца, и от внешней бесполезности собственного существования. Все это, во всяком случае, было написано у него на лице. Ей даже захотелось сказать ему что-нибудь утешительное, чтобы поднять его дух, но она промолчала – Корнилов все-таки был мужчиной, и ему не пристало питаться сладким сиропом женской лести, так можно и оскорбить его, задеть за живое. Она ограничилась обещанием держать его в курсе расследования и, глядя ему прямо в глаза, положила на стол несколько стодолларовых купюр, которые он, также глядя ей в глаза, смахнул со стола и спрятал в один из ящиков. Затем, правда, он сделал неопределенный жест рукой: покрутил чуть заметно пальцем у своего виска, дескать, могла бы это сделать и в другом месте и при других обстоятельствах.