– Но как же все это завершилось? – спросил я, все не улавливая связи этой истории с ядом.

– Да… провидение позаботилось, – с многозначительной гримасой на лице отвечал Стилоне. – Седьмого ноября 1630 года аббат Моранди был найден мертвым в своей камере. Он лежал на скудном тюремном ложе в простой рясе и сандалиях, прослуживших ему чуть не всю жизнь.

– Убили!

– Его кончина была засвидетельствована одним из собратьев, заявившим, что признаков насилия не обнаружено и смерть наступила в результате естественных причин, далее цитирую: «Он стал жертвой горячки, я это знаю, потому как всегда прислуживал ему в заключении». Еще он добавил, что горячка длилась несколько дней.

Неделю спустя дал свое заключение и лекарь тюремного дома: Моранди угас якобы после хвори вирусного характера, промучившей его двенадцать дней и приведшей к летальному исходу. «Следов отравления обнаружено не было», – заявил лекарь, что подтвердили двое других докторов. О том, что двумя днями раньше в таких же муках скончался сокамерник Моранди после того, как их попотчевали неизвестно откуда взявшимся пирогом, не было сказано ни слова. Но слухи об отравлении еще долго не стихали.

Что далее? Отца Моранди не стало, он ушел, взвалив на свои плечи весь груз пороков папского двора. Ко всеобщему облегчению, неосторожно приподнятая завеса была срочно опущена.

Урбан VIII в коротком письменном послании предписал судье прекратить расследование, оставив в покое астрологов, монахов, переписчиков, вообще всех причастных к тому времени к этому делу.

Стилоне замолчал и прямо взглянул мне в глаза. Затем лег в постель, дожидаясь, что я скажу.

«Вот значит как, – рассуждал я меж тем про себя, развешивая вычищенное платье Стилоне, – и в случае с аббатом Моранди, и в случае с господином де Муре яд прикрывался болезнями». Захваченный рассказом Стилоне, я спросил:

– А что, все эти люди не были виновными?

– Если хорошенько подумать, так все приложили руку: переписчики переписали крамольный текст, монахи скрыли доказательства, астрологи спекулировали на смерти папы. А кардиналы брали на себя издержки. Стоило бы наказать их всех, но для этого пришлось бы вынести приговор, а это обернулось бы скандалом. Папа же любой ценой желал избежать его.

– И что, Урбан VIII так-таки и не помер в том году?

– Нет. Моранди допустил грубый просчет.

– А когда он умер?

– В 1644-м.

– Это год, взятый из расчетов отца Висконти?

– Ну да, уделяй настоятель Санта-Прасседе больше внимания своему другу профессору, он бы правильно предсказал кончину папы. А так он умер сам.

– Что было с астрологией после смерти Моранди? – спросил я, удрученный столь мрачным поворотом событий.

– Отречение Галилея, ссылка Арголи[117], бегство Кампанеллы, костер, на котором сожгли Чентини[118]. И все это в течение нескольких лет. – Стилоне умолк, словно чтя память названных ученых. – Папские указы доконали астрологию.

– А мог бы Моранди спрятаться, знай он, что конец его близок? – Я уже и забыл о своих намерениях доискаться до чего либо и спрашивал из чистого любопытства.

– Ты хочешь знать, можно ли уклониться от влияния звезд. Животрепещущий вопрос! Один доминиканский монах, Томмазо Кампанелла, человек больших знаний и выдающегося ума, написал «De Fato Siderali vitando»[119], в котором учит как раз тому, как избежать судьбы, уготовленной нам небесными телами. И все же по прочтении сего труда создается такое впечатление, что автор все время пытается внушить: в крайних ситуациях выхода нет, даже для астрологов.

– Даже для тех, кто читает по звездам раньше и лучше других? В таком случае противостоять воле небесных светил невозможно, – исторгнулось у меня с содроганием.

– Быть может, это и так, – с двусмысленной улыбкой подтвердил он.

– Зачем тогда на землю пришел Спаситель? Если власть небес простирается надо всем, – тут я задрожал, – искупления нет.

– А как бы ты посмотрел на то, что был составлен гороскоп для нашего Спасителя? – нимало не смущаясь, продолжал Стилоне.

И поведал мне, что армия прославленных ученых, таких как Альберт Великий[120], Пьер д'Айи[121], Альбумазар[122], трудились над его составлением. Затем этому святотатственному занятию стали предаваться все более низкие умы, и среди них Джироламо Кардано, впрочем, блестящий астролог, а также малоизвестные прелаты.

– И что же в этом гороскопе?

– Многое, поверь мне. Это один из самых поразительных гороскопов. Согласно Джироламо Кардано, комета, появившаяся в небе при рождении Христа, – символ вечной славы, присутствием в гороскопе Юпитера объясняется его приверженность к мягкому обхождению, его миролюбие и чувство справедливости; холм Венеры наделяет грацией, красноречием и провидческим даром; и наконец, его асцендент, в котором сошлись крайности Весов восьмой и десятой сфер, и точка осеннего Равноденствия, делают его существом исключительным, из разряда божественных. Кампанелла, однако, считал, что гороскоп Мессии не столь уникален и что его собственный гороскоп более удивителен.

– Его собственный? Неужели Кампанелла ставил себя выше Христа?

– Ну, в общем, да. Инквизиция обвинила его в том, что он ставит себя на одну доску с Мессией на том основании, что якобы в момент его рождения звезды были расположены на небосводе не менее необычно, чем при рождении Христа.

– И что же, это обвинение обоснованно?

– Не совсем. Насколько мне известно, Кампанелла никогда не мнил себя равным Христу, он лишь думал, что обладает пророческим даром. В то же время какие-то основания для подобного обвинения все же были – будучи в тюрьме, он совершил ошибку, заявив, что присутствие семи планет в асценденте (большинство королей и императоров имели не больше трех) настолько уникально, что ему предстоит возвыситься – и в том его якобы заверили еврейские и германские астрологи – до ранга владыки мира. Смело, не правда ли?