Возле двери Альбарда Кебелла отпустила сакристанцев.

Некоторые интимности предназначались лишь для матери.

В очаге горел голографический огонь, испускавший в мрачное помещение фальшивый жар и свет. Она приходила сюда настолько часто, что могла различить отдельные элементы пламени и сказать, сколько времени осталось до начала нового цикла.

В уголке глаза лопнула кровяная жилка, и она отвернулась от призрачного света. Яркость причиняла ей боль, и только регулярные инъекции сложных эластинов и пергаминовых клеток в глазные яблоки позволяли ей вообще видеть. Капелька побежала вниз по натянутой, словно на барабане, коже лица Кебеллы, но она этого не почувствовала. Ее кожу столько раз пересаживали, растягивали и подвергали инъекциям, что она омертвела практически до полной нечувствительности.

Смрад в покоях Альбарда, несомненно, был отвратителен, однако, как и тактильное восприятие, ее обоняние также атрофировалось. Шаргали-Ши обещал восстановить и улучшить ее возможности, и с каждой процедурой она становилась все ближе к совершенству, которым некогда обладала.

Серебро ее экзоскелета блеснуло в свете пламени, и Альбард поднял взгляд из своего кресла, заполненного мехами и гнилью. С края его рта сочилась слюна, от которой деревенела неухоженная борода, однако его натуральный глаз был более ясным, чем когда-либо за уже долгое время.

Визит Рэвена вернул его к жизни.

Хорошо. Ей требовалось дать выход боли своей скорби на кого-то другого.

За креслом Альбарда поднялась тупоносая клиновидная голова, раздвоенный язык лизнул воздух. Шеша, нага ее бывшего мужа. Зашипев, та вновь погрузилась в дрему, столь же отжившая свой век и бесполезная, как ее нынешний хозяин.

— Здравствуй, Кебелла, — произнес Альбард. — Уже пора?

— Пора, — отозвалась она, присев рядом с ним и положив покрытые аугметикой руки ему на колени. Корка грязи на покрывале вызывала у нее отвращение. Это выглядело так, словно он обгадился, и сейчас она была рада, что больше не чувствует запахов.

— А где Ликс? — спросил он надтреснутым и нервным голосом. — Обычно это она играет в вампира.

— Ее здесь нет, — сказала Кебелла.

Альбард разразился сухим отрывистым кашлем, который перешел в фыркающий смех.

— Стоит возле супруга, пока он сражается за Молех?

— Что-то вроде того, — сказала Кебелла, извлекая из складок платья три аметистовых фиала и пустотелый клык наги.

При виде фиалов хриплый смех Альбарда оборвался. Кебелла бы улыбнулась, не будь это сопряжено с риском разорвать себе кожу до самых ушей.

Она сдвинула покрывало, обнажив тощие, изможденные ноги Альбарда. По внутренней стороне бедра тянулись пролежни и следы проколов, кожа вокруг которых была натерта и покрыта струпьями.

— Сакристанцы их чистят? — спросила она.

— Боишься, что я могу подхватить инфекцию и отравить вас всех?

— Да, — произнесла она. — Кровная линия должна быть чиста.

— В твоих устах даже слово «чистый» звучит грязным.

Кебелла подняла клык наги и прижала его к скудным остаткам плоти на ноге Альбарда. Кожа вмялась, как высушенный пергамент, и проступили лиловые вены, похожие на дороги на карте.

Альбард подался вперед, и это движение было настолько неожиданным, что Кебелла вздрогнула от удивления. Ей уже годами не доводилось видеть, чтобы пасынок шевелил чем-либо, кроме мышц лица. Она даже не была уверена, что он вообще может двигаться.

— Ликс обычно дразнит меня подвигами Рэвена, — произнес Альбард, и в его интонации появилась насмешка, от которой Кебелле захотелось перерезать ему глотку здесь и сейчас. — Ты не собираешься поступить так же?

— Ты сам сказал, твой брат сражается за Молех, — ответила она ровным голосом.

— Нет, нет, нет, — хихикнул Альбард. — Насколько я слышал, мой сводный брат лишился двух сыновей при Авадоне. Ужасно жаль.

Кебелла дернулась вперед, разбросав склянки. Кровь там или нет, но она собиралась убить его. Слить досуха через яремную вену.

— Мои внуки мертвы! — закричала она. Кожа в уголках ее рта разошлась, и разлетающаяся слюна смешивалась с кровью. Она схватила его рукой за шею.

— Стой, — сказал Альбард, уставившись ей за плечо. — Гляди.

Кебелла повернула голову, и в этот момент рука Альбарда на что-то нажала под покрывалом. Голографическое пламя взорвалось слепящим сиянием, и Кебелла завопила, когда свет вонзился в ее чувствительные глаза, словно раскаленные иглы.

— У Шеши не осталось яда, чтобы ослепить тебя, — прошипел Альбард. — Так что придется обойтись этим.

Кебелла вцепилась в собственное лицо. Щеки перечеркнули полосы красных слез, она силилась подняться. Ей нужно было выбраться, нужно было, чтобы сакристанцы отвели ее в потаенную долину Ширгали-Ши.

Рука Альбарда поднялась над покрывалом и вцепилась в нее.

Кебелла изумленно глянула вниз, видя Албарда сквозь просвечивающую красную пелену. Его хватка была крепкой, непреклонной. Ее кожа растрескалась, и между его пальцев сочилась зловонная кровь.

— Твои внуки? — продолжил Альбард. — Повитухе следовало удавить этих рожденных в кровосмешении уродов еще влажной пуповиной. Они ничем не лучше зверей, на которых мы когда-то охотились… вы все чудовища!

Она билась в его хватке. Туго натянутая кожа порвалась на предплечье. Злоба пересилила шок, и Кебелла вспомнила, что в ее второй руке клык наги. Она занесла его и всадила туда, где, как ей казалось, должна была находиться шея Альбарда.

Клык попал ему в плечо, но он был до такой степени закутан в меха, что она сомневалась, что достала до иссохшей плоти. Кебелла силилась вырваться, но безумие придавало Альбарду сил. Пришла ошеломляющая, неизведанная боль, когда кожа на руке разошлась до самого плеча. Она сползала с мышц, как будто застенчивая дама снимала оперную перчатку.

Ужас приковал Кебеллу к месту, а Альбард выронил покров кожи, который сорвал с ее руки. Он ухватился за каркас экзоскелета. Используя ее вес в качестве рычага, он с гримасой яростного напряжения подтянул себя к краю кресла.

Огонь померк, и она увидела, что в его второй руке что-то поблескивает.

Какой-то клинок. Скальпель? Она не могла сказать наверняка.

Где Альбард достал скальпель?

— Ликс получает удовольствие от моих страданий, — произнес Альбард, словно она задала вопрос вслух. — Она точно знает, как сделать мне больно, но не слишком тщательно собирает свои маленькие игрушки.

Скальпель дважды полоснул быстрыми взмахами.

— Я много узнал о страдании от моей суки-жены, — сказал Альбард. — Но мне нет особого дела до твоих страданий. Я просто хочу, чтобы ты умерла. Можешь это для меня сделать, мать-шлюха? Пожалуйста, просто сдохни.