Но закоренелые нацисты лагеря не собирались искать виновников катастрофы Германии. Они упорно стояли за гитлеровский режим. Они ненавидели Советский Союз и антифашистское движение в Германии. И они продолжали петь фашистскую песню: «Мы будем маршировать дальше, если даже все будет трещать по швам…»

Между тем над Германией нависала серьезная угроза. Возникал вопрос: что же будет, если Красная Армия и ее западные союзники вступят в города Германии? Что же станет с Германией?

— Что с вами? — спросил меня как-то политинструктор Фриц Книтель. — Почему у вас такой мрачный вид?

Я попытался объяснить, что со мной происходит:

— Почти год назад Национальный комитет обратился к солдатам с призывом покончить с войной, но война все продолжается, хотя абсолютно ясно, что для Германии она безнадежно проиграна. Каждый день война уносит тысячи жизней. Над городами Германии летают бомбардировщики противника. А тактика «выжженной земли» в неимоверных размерах увеличивает вину Германии. И мы ничего не можем изменить, не можем прекратить эту трагедию.

— Человек, занимающийся политикой, должен иметь терпение, — ответил мне инструктор. — Вы требуете от Национального комитета, чтобы он в течение каких-нибудь нескольких месяцев сделал чудо — разубедил бы армию и народ. Вы забываете, что нацисты отравляли их ядом своей пропаганды больше десяти лет. А действенность Национального комитета вы, видимо, почувствовали на себе самом.

— Но я думал, что катастрофа наших войск на Волге, на Дону и под Курском должна ускорить процесс изменения взглядов, — перебил я инструктора.

— Вы имеете в виду некоторых лиц из нашего лагеря, которые все продолжают верить Гитлеру. Не всем сразу вложишь правду в голову. Мы, коммунисты, несмотря ни на что, не теряем веры в дело рабочего класса.

— Я удивляюсь стойкости коммунистов и завидую их решительности.

— Гитлеровский режим будет свергнут. Война кончится, — убежденно сказал Книтель. — И чем больший вклад в это дело внесут сами немцы, тем лучше будет послевоенное устройство Германии. Именно поэтому коммунисты и считают самой насущной задачей нашей нации активизацию немцев. И мы свергнем Гитлера не только потому, что он проиграл войну, а потому, что он ее развязал.

На лице политинструктора застыло выражение решимости.

— Захватнические войны — это бедствие нашей нации. Мы должны создать такие условия в Германии, чтобы сделать невозможным в дальнейшем подготовку таких войн. Поэтому Национальный комитет в своем манифесте выступает за создание сильной демократической власти. Время в плену нужно использовать для учебы. Необходимо изучить основы марксизма-ленинизма. А уж потом вы сами решите, по какому пути вам идти.

— Я уже сделал выбор, но, откровенно говоря, без соответствующей подготовки приходится трудно. Литературы так много, что легко запутаться.

Книтель улыбнулся.

— Вам можно помочь. Слышали про антифашистскую школу в Красногорске? Ближайшие курсы начинаются в мае. Так что подумайте об этом.

Антифашистская школа!

Группа офицеров из нашего лагеря, в том числе и Гельфрид Гроне, в октябре 1943 года уехала в Красногорск. Курсы были шестимесячные, так что скоро должен быть новый набор. Само собой разумеется, я очень хотел попасть в эту школу.

Спустя некоторое время я встретил в клубе одного преподавателя из красногорской школы. Это был уже немолодой, лет пятидесяти, мужчина с седой шапкой волос над высоким лбом. Звали его Герман Матерн.

— Мне сказали, что вы хотите поехать учиться в антифашистскую школу? — спросил он меня, как только я подошел к нему.

— Я хотел бы получить правильное представление о немецкой истории и познакомиться с основами марксизма-ленинизма.

— Желание учиться — похвальное желание, — сказал мой собеседник. — И правильное представление о немецкой истории вы получите. Однако марксизм-ленинизм — это мировоззрение рабочего класса, мировоззрение, которое предусматривает коренное изменение мира путем политической борьбы. Вас это не пугает?

— Мои родители ничего не знали о марксизме, хотя ни фабрик, ни земли у нас не было. Но я плохо знал жизнь. И теперь у меня нет никакого желания еще раз попасть в беду из-за собственного неведения. За последнее время я познакомился с некоторыми произведениями марксизма. Они открыли мне глаза. Они же и разбудили во мне желание учиться.

— Ну что ж, хорошо, посмотрим.

Как-то в середине мая у нашего лагеря остановились восемь прилично одетых мужчин. Я был одним из них. Перед нашим отъездом из Елабуги начальник лагеря приказал заменить нам рванье на что-нибудь получше, чтобы производили более приличное впечатление. Мы ехали в красногорский лагерь.

Сначала мы добрались до лагеря на Каме, где нас ожидали товарищи. На следующий день нас уже было сорок человек — будущих слушателей антифашистской школы. За небольшим исключением, все мы пережили битву на Волге.

Каждый из нас уже несколько месяцев назад решил выступить против Гитлера и войны.

Каждый из нас хотел видеть в Германии сильное демократическое миролюбивое государство. И, как доказательство нашей решимости, все мы летом 1943 года сорвали со своих френчей нашивки с орлом. Но с орденами или орденскими планками поступили так далеко не все. Некоторые их владельцы считали, что награды красноречиво говорят о заслугах. И действительно, Рыцарский крест производил впечатление!

Настоящие антифашисты, однако, не долго размышляли над тем, что им делать с фашистскими орденами, — они быстро спустили их в Каму.

По Каме мы плыли на большом пароходе. Перед посадкой на пароход сопровождавший нас старшина тщательно пересчитал всех, похлопывая каждого по плечу. Места нам выделили очень удобные.

На пристани пароход стоял часа два. Сначала выгружали, а потом грузили какие-то ящики и мешки. С чувством удовлетворения мы увидели, что старшина и два солдата, сопровождавшие нас, погрузили на борт парохода много всевозможной провизии.

Затем команда парохода стала пополнять запасы пресной воды. Все пассажиры помогали им — ведра с водой передавали по цепочке из рук в руки.

Наконец раздался гудок парохода. Плыли мы семь дней и семь ночей.

Человек, который предпринимает путешествие по русским рекам, должен иметь достаточно свободного времени. Делать нас ничего не заставляли, так что недостатка во времени мы не чувствовали.

Постепенно мы вжились в ритм пароходной жизни. В восемь часов завтракали, потом занимались кто чем. Иногда, забравшись на верхнюю палубу, я встречал восход солнца, любуясь прекрасными пейзажами по берегам.

Один берег был пологий, другой — обрывистый. Оба берега покрыты лесами. Изредка их прорезали овраги, и тогда виднелась голая желтая почва. Можно было плыть несколько часов и не увидеть никакого селения. Лишь иногда неожиданно на берегу появлялись бревенчатые избы. Под вечер первого дня наш пароход подплыл к Чистополю. Здесь мы долго стояли.