Варвары тоже не в состоянии захватить ни единого города, не говоря уже о крепостях привыкших к сражениям лордов, окруженных отважными рыцарями. Так что в королевстве помимо постоянной вялотекущей гражданской войны… все Средневековье – непрекращающаяся гражданская война всех против всех, еще и такая же вялотекущая перманентная война с кочевыми племенами. А король Кейдан – это обычная компромиссная фигура между враждующими могучими лордами, власти у него ровно столько, сколько возжелали отстегнуть от щедрот засевшие в своих владениях крупные феодалы.

Конечно, слуги излагали свою картину мира и своими словами, но я увидел именно так. Думаю, что картина верная, ведь опирается на теоретические исследования крупнейших теоретиков медиевализма, а не каких-то сраных очевидцев.

Вернувшись в свои покои, переступил через Пса, он лишь приоткрыл глаз и посмотрел с непониманием: ну что ты взад-вперед, когда можно лечь и спать спать, спать?

На столе широкая плетеная корзина, такая свеженькая и пахнущая, словно только что сплели из лыка. Бока распирают красные яблоки, а сверху отмытый и еще хранящий капли влаги черный, как агат, виноград, как раз тот, который я люблю. Правда, еще и гроздь красного, более крупного, шкурка настолько тонкая, что я и каждой ягоде увидел темные зернышки. Для контраста, видимо, на самом верху несколько вызывающе красных, едва не лопающихся от распирающего сока ягод клубники и с десяток темных, почти черных черешен.

Я принюхался, но мое обоняние все равно уступает собачьему; кто принес – Дженифер или Даниэлла, так не определить. Может, и Бабетта, хотя той менее свойственна такая стыдливая заботливость.

Пальцы мои сами по себе выудили тяжелую гроздь, пальцы ощипывали по ягодке и швыряли в пасть. В сторонке вздохнул Пес, я удивился, но потом, вспомнив, чтo собаки, глядя на людей, научились тоже жрать все, бросил и ему несколько ягод. Пес сперва хватал с охотой, но пятую черешину уже вяло покатал по полу, с неохотой сожрал.

– Теперь хоть признаешься? – спросил я с укором. – Кто принес?

Он посмотрел на меня невинными глазами, мол, никто не принес, все уже так и было. Я бдю, никого не пущаю.

– Тоже мне охрана, – попенял я. – Ты должен от всех бдить! Скажи, кто принес, Даниэлла?

Пес смотрел честными глазами, словно признавался, что это он сам нарвал и винограду, и черешен, и клубнику собрал, отмыл, а потом принес, но я уже ощутил, что вовсе не хочу допытываться, кто из них принес. Не мое это поле охоты – тургеневские девушки, мне надо на Юг, а это все – остановки у костра со случайными спутниками. В моем же срединном случайные связи не поощряются.

Пьяные крики доносятся даже в мои роскошные покои. Я посмотрел в окно, пир затянулся и будет продолжаться, видимо, до самого отбытия короля, даже если он проторчит здесь неделю или месяц. После ползущих над самыми крышами плоского массива туч очистившееся небо открыло глазу бесконечно высокий черный купол с множеством звезд. Луна только поднимается, до настоящей ночи далеко, а если проторчу в своих покоях слишком долго, то у некоторых может сложиться мнение, что прячусь от неприятностей… как оно, собственно, и есть на самом деле.

Некоторое время я ходил взад-вперед мимо застывших рыцарей, основателей и столпов рода, словно репетирую военный парад, сердце стучит часто, перед глазами всякие мерзкие сцены. Наконец, озлившись, только изгрызу себя, перебросил через плечо перевязь с мечом, вышел и быстро направился в сторону главной башни.

С веранды видно, как во дворе народ толпится вокруг массивной повозки, но, правда, на почтительном расстоянии. Слышны крики, возбужденные голоса, злорадный смех. У повозки несколько солдат Вирланда отгоняют слишком любопытных. Полотно сняли, я с высоты балюстрады увидел в клетке огромную косматую тушу. Либо зрение играет злую шутку, искажая пропорции, либо там в самом деле сидит, скорчившись, огромный волосатый человек.

Сосредоточившись, я сконцентрировал зрение, ставши острозрячим в центре и почти слепым по периферии, как всякий, кто смотрит в телескоп или микроскоп, и рассмотрел огра в тесной клетке с толстыми металлическими прутьями. Даже сидя, он вынужден сгибать голову, сверху такая же решетка. Косматые звериные волосы падают на лицо, он не двигался, не реагировал на крики беснующейся толпы, я вижу только скошенную нижнюю челюсть да узловатые руки и ноги. Огры вообще отличаются худобой и непомерно раздутыми суставами, из-за чего колени и локти напоминают сочленения бамбука, а этот то ли молод, то ли исхудал в плену, но выглядит как узник Бухенвальда: одни торчащие мослы.

Из восточной башни выходят придворные короля. Я выискивал взглядом Марселена, однако несостоявшийся жених леди Даниэллы, похоже, решил еще поднабраться за пиршественным столом смелости и мужской доблести. Вполне пристойное поведение для изнеженного столичного Евгения Онегина, ведущего светский образ жизни.

Последним вышел король в сопровождении угрюмого Вирланда и самых близких придворных, что даже здесь пихаются локтями, стараясь занять место как можно ближе к сюзерену. Я сканировал взглядом весь двор, одновременно стараясь замечать и расположение часовых на башнях, на стенах, хотя это ни к чему, никто не посмеет напасть на замок, где гостит король, замечал наиболее значимых персон из числа гостей, и ощутил беспокойство, что не вижу ни главного колдуна, ни тех двоих, которые тоже окружены черным облачком тьмы.

За спиной послышались шаги, я быстро обернулся и успел увидеть разрумянившееся лицо Дженифер и радостный блеск в ее глазах. Она тут же скорчила гримаску и сказала капризно:

– Ах, это вы, сэр Ричард…

В ее голосе было столько разочарования, что я лишь смиренно поклонился.

– Увы, леди Дженифер, это всего лишь я, незаконнорожденный и все такое, а не благородный красавец Франсуа, у которого длинный хвост родовитых предков. Может быть, свистнуть ему? Он прибежит, не сомневаюсь.

Она вспыхнула, прикусила розовую губку.

– Я не знаю, сэр Ричард, что за странный смысл вы вкладываете в свою нелепейшую…

Я поклонился еще ниже.

– Женщина всегда видит везде двойной смысл, даже там, где его нет. Там же, где он есть, – женщина вообще не видит смысла.

– И какой же глубокий смысл вы вложили в свою глупость? – спросила Дженифер саркастически.

– Разве я сказал, что смысл есть? – отпарировал я. – Я же говорю с вами, леди Дженифер! Вы такая красивая, на хрен нам какой-то еще смысл? Вы посмотрите, как весело народ проводит время! Стеньку Разина или Пугачева привезли в клетке… это такие огры, можно в них тыкать палками, бросать камнями… Разве не счастье? Чего вам еще надо?.. Вы что, умная?

Она смотрела озадаченно, сбитая с толку.

– Ну, не дура, во всяком случае…

– Если у вас появится умная мысль, – посоветовал я серьезно, – будьте умницей – держите ее при себе. Быть красивой – это выше, чем быть умной. Умным человек становится сам, а красота – от Бога! Так чей же дар выше?