Еще семь карнавальных песен Лоренцо предназначались для шутовских шествий профессиональных корпораций. Текст их неприличен, а подтекст еще неприличнее. Конди­теры, торговцы пряниками и вафлями и булочники хвалили свои товары, которые формой и крепостью понравятся всем дамам и девицам. Парфюмеры предлагали дамам благовония, привлекающие любовников. Продавцы мускуса восхваляли возбуждающую силу этой тошнотворной жидкости из желез кабарги. Крестьянки предлагали покупательницам фрукты и овощи — длинные пупырчатые огурцы, большие вздутые бобы, недвусмысленно намекая на их сходство с мужским детородным органом. Наконец, садовники, лукаво подмигивая, распевали, как правильно сажать саженец:

В то же время для праздников светских Лоренцо по-прежнему писал стихи утонченные, черпая вдохновение в куртуазной любви, а еще сочинял «песни для танцев» (баллаты). Некоторые их мотивы близки «Песне о Вакхе и Ариадне»:

А вот строки из другого стихотворения:

Духовные гимны

Лоренцо теперь как никогда остро ощущал быстротечность времени: ведь он почти постоянно страдал от жесточайших приступов подагры и подолгу был прикован к инвалидному креслу или к постели. Не в силах развеять тоску, он искал утешения в молитве. Его благочестивые размышления на Страстной неделе 1491 года породили несколько гимнов (лауд). Чтобы народ начал их петь, лауды положили на ту же мелодию, что и карнавальные песни. Так, «Похвала Богородице» пелась на мотив разбитной песни огородниц:

И гимн, посвященный Страстной пятнице, исполнен истинного трагизма:

Эти прекрасные гимны, как и желал Лоренцо, были восприняты народным благочестием. Вечером в Страстную субботу набожные мужчины, женщины и дети приходили в собор Сайта-Мария дель Фьоре на службу в честь Божьей Матери. Каждый квартал по очереди пел свои лауды под управлением своего хормейстера, так называемого «капитана хвалящих». Среди авторов этих гимнов были Фео Белькари и мать Лоренцо — Лукреция Торнабуони, а также много священнослужителей.

Мода на проповеди Савонаролы

Самым популярным проповедником был тогда брат Мариано да Дженаццано из ордена отшельников-августинцев. Этот гуманист, владевший изящной латынью, в свои проповеди Священного Писания вкраплял цитаты из Цицерона и Вергилия. Полициано описывает его добродушным и здравомыслящим человеком, не очень строгим, но и не снисходительным к порокам своего времени. Его общество любил не только Полициано, но и Пико делла Мирандола, да и сам Лоренцо. Все они часто бывали у него в большом красивом монастыре, построенном Франческо Джамберти у ворот Сан-Галло. Вероятно, Лоренцо, разбитый недугом, не раз находил у брата Мариано истинное утешение.

Но уж кто поистине соблазнил флорентийцев мощью своих пророческих слов, так это брат Джироламо Савонарола.

Необычайная судьба выпала на его долю. Он родился в 1453 году в Ферраре и воспитывался при блестящем дворе д'Эсте, где его дед служил лейб-медиком. Внешние данные Джироламо: выразительное, но некрасивое лицо, маленький рост, рыжие волосы, хриплый голос — никак не способствовали успеху в этом мире. В восемнадцать лет несчастная любовь к одной девице из рода Строцци внушила ему яростную ненависть к плотским удовольствиям. Он оставил мир и в апреле 1475 года в Болонье постригся в орден доминиканцев. Обратив отвращение к человечеству на самого себя, он неустанно занимался самобичеванием, очень мало ел, спал на соломе. И на публике, и в частных беседах он обличал пороки своих современников. Побывав в нескольких монастырях своего ордена, Савонарола 28 апреля 1482 года получил от капитула Ломбардской провинции должность чтеца во флорентийском монастыре Сан-Марко. Путешествовавший при этом Пико делла Мирандола стал свидетелем долгого богословского спора, в котором феррарец победил своего соперника. Пико проникся уважением к Савонароле и рассказал о нем своему другу Лоренцо Медичи.

В 1482—1484 годах о монахе во Флоренции почти ничего не знали, кроме того, что он наставляет послушников Сан-Марко. На его проповеди в Рождественский и Великий пост в монастыре Сан-Лоренцо приходили всего двадцать—тридцать слушателей, в то время как паства брата Мариано заполняла весь большой неф Флорентийского собора. Но в 1485 году доминиканцу было видение: Бог сказал ему, что время возмездия пришло, и велел Савонароле сообщить эту страшную весть людям, за что обещал ему венец мученичества. Савонарола долго колебался, но в первый четверг Великого поста 1486 года осмелился рассказать о своем откровении. Времена мира подошли к концу: по слову апостола Луки, уже секира при корне дерев лежит[6]. Начальство отослало беспокойного монаха сперва в Болонью, потом в Феррару. Там он лишь окреп в убеждении, что настало время апокалипсиса. Он чувствовал, что на нем лежит миссия исторгнуть из Флоренции, матери всех пороков, сатанинские прельщения. Но его слово уже не звучало с городских кафедр, в то время как брат Мариано в общем-то убаюкивал верующих своими умеренными проповедями благочестия.

Пико делла Мирандолы, покровителя доминиканца, не было в городе. Он бежал во Францию от папского преследования, после осуждения его тезисов в римской курии. В 1488 году он вернулся во Флоренцию и по дружбе попросил Лоренцо воротить Савонаролу. Пико знал, что присутствие безупречно правоверного монаха, который, невзирая на римское осуждение, разделял некоторые его взгляды, послужит ему защитой. Савонарола мог отвести от Пико новую грозу, причем как раз тогда, когда под воздействием буллы 1484 года «охота на ведьм» приняла беспрецедентный размах, а заправляли ею доминиканцы: верховный инквизитор Германии Якоб Шпрингер и его швейцарский коллега Генрих Кремер, выпустившие в свет «Молот ведьм» — руководство по розыску и наказанию колдуний.