Священник взял Велвет под руку. — Ты очень похорошела, малышка. Мне не хочется тебя расстраивать, но мне правда очень жаль, что твои родители отсутствуют. Иногда очень трудно понять и принять Божью волю, а? — Он похлопал ее по руке. — Ну, малышка, а теперь пойдем в часовню, и я послушаю твою исповедь. Я учил тебя, что замужество — это величайшее таинство, ты должна очиститься от всех грехов, прежде чем приобщишься к нему.

— Да, отец мой, — сказала Велвет спокойно и пошла следом за ним из комнаты.

Семейная часовня — маленькая квадратная комната находилась в северном крыле дома. Жан-Поль Сен-Жюстин освятил ее по приезде из Франции. Эта симпатичная комната, обшитая дубовыми панелями, с полированным дубовым полом, с маленькими двойными дверями, покрытыми искусной резьбой, изображавшей двух архангелов с распростертыми крыльями, настраивала на молитву. Напротив дверей находился алтарь, сделанный из кремового мрамора и обрамленный кружевными розами. Над алтарем было укреплено красивое золотое распятие, по сторонам которого стояли подсвечники. Над ним располагалось маленькое круглое оконце с красными, голубыми, золотыми, розовыми и зелеными цветными стеклами. Слева от алтаря — три больших окна в форме арок с витражами, первый из которых изображал искушение Евы, второй — крещение Иисуса и третий — воскрешение из мертвых. Стекла в витражах были красные, голубые и золотистые.

Ограда алтаря была украшена резьбой, а на каждой стороне единственной приалтарной ступени лежали красные бархатные подушки. В задней части часовни, справа от дверей, располагалась исповедальня из резного дуба. Слева находилась мраморная купель для крещения с серебряным кувшином.

В часовне стояли четыре резных дубовых скамьи с высокими спинками — две справа и две слева. Часовня была недостаточно велика, чтобы вместить все семейство де Мариско, но, когда они собирались вместе, все как-то умудрялись туда втиснуться.

Велвет вошла в исповедальню и, произнеся традиционное приветствие, начала говорить о маленьких прегрешениях и богохульных мыслях, которые посещали ее во время службы при дворе. Жан-Поля Сен-Жюстина очень позабавило, что, как он понял, Велвет не испытывает ни малейших угрызений совести, что так долго пыталась скрываться от лорда Гордона. Единственное, что ее заботило, это ее родители.

Он дал ей отпущение грехов и прочитал мягкое нравоучение, ибо ее прегрешения были незначительны, если их вообще можно было считать таковыми. Затем он оставил ее одну, чтобы она могла спокойно помолиться перед бракосочетанием, а сам, отправился в собственные апартаменты, чтобы переодеться в более роскошные одежды.

Когда через полчаса отец Жан-Поль вернулся в часовню, в золотые с драгоценными камнями канделябры, стоявшие по бокам изукрашенного распятия, уже были вставлены новые восковые свечи. Маленький мальчик из соседней деревни, прислуживающий ему обычно в алтаре, облачился в красное одеяние и обшитый кружевами стихарь.

— Граф говорит, что все готово, отец, — пропищал он.

— Тогда открывай двери, малыш, и пусть все семейство входит в Божий дом, — спокойно ответил священник.

Мальчик поспешил исполнить указание духовного лица и распахнул обе двери, чтобы впустить леди Сесили и Эйден Сент Мишель с детьми, за которыми следовали лорд и леди Блэкторн, Дейзи, Пэнси и Дагалд. Следом вошли все слуги Королевского Молверна, многие из которых были здесь еще с того времени, когда Скай и Адам де Мариско впервые поселились в этом доме. Старая няня Велвет, Виолет, громко всхлипывала. У них на глазах молодая госпожа выросла из маленькой девочки в женщину, и все они чувствовали сильную. привязанность к Велвет. Когда все четыре скамьи были забиты до отказа домочадцами де Мариско, в часовню вошли члены клана графа Брок-Кэрнского и встали вдоль стен.

Потом появились лорд Гордон с лордом Саутвудом, исполнявшим обязанности его шафера, и прошли вперед, чтобы встать прямо перед алтарем. Робин был одет в элегантный сапфирово-голубой бархатный костюм; Алекс облачился во все шотландское: плед темно-голубого, зеленого и желтого цветов, килт и темный бархатный кафтан.

Теперь появилась сияющая невеста, опираясь на руку дяди. С величайшим достоинством лорд Блисс провел свою племянницу к центру часовни, где ее ждал граф Брок-Кэрнский. Он передал ее руку Алексу, и отец Жан-Поль певучим речитативом затянул древнюю латинскую молитву, открывающую брачную церемонию. Велвет с облегчением вздохнула. Она любила Алекса Гордона, в этом не было сомнений, но, чтобы чувствовать себя замужем по-настоящему, ее душе и сердцу не хватало этой древней церемонии. И конечно, единственное, что ее теперь огорчало, — отсутствие родителей.

Как часто Велвет и ее мать говорили о том дне, когда она выйдет замуж! Каждая деталь обговаривалась по многу раз, начиная с того, что она наденет, и кончая тем, какие вина будут подаваться к свадебному столу. Вина прибудут из Аршамбо, где огромный дом и обширные виноградники ее французских бабушки и дедушки в долине Луары. Бабушка и дедушка! Вот и еще один повод для сожаления. Их нет с ней в этот самый главный день. Их и всех ее дядюшек и тетушек, да не забыть бы еще всех говорливых французских кузин и кузенов, которых тоже, к несчастью, здесь нет, за исключением отца Жан-Поля. Он, конечно, напишет своим родителям и бабушке с дедушкой во Францию, известит их о ее замужестве. Он не пропустит ни одной детали, хотя они, конечно, посчитают свадьбу бедной без невестиного пирога и толпы гостей. Не было ни времени, ни возможности пригласить сестру Алекса с мужем, а также разбросанных по всей Англии родственников Велвет.

Она заставила свои мысли вернуться к свадебной церемонии и с удивлением обнаружила, что отец Жан-Поль уже добрался до того места, где им предстояло давать клятву в вечной верности друг другу. Сосредоточившись, она играла свою роль, давая ответы ясным, спокойным голосом. Она ждала этого момента всю свою жизнь, даже если не все проходило так, как ей хотелось бы. Клятвы были произнесены, священник начал читать мессу, и мысли Велвет опять уплыли далеко.

Интересно, где сейчас мать и отец? В Индии они или же уже отплыли в дальний путь, назад в Англию? Она страстно желала связаться с ними, чтобы уж коль они не с ней сейчас, то хотя бы узнали, что она вышла замуж. «Мама, папа… — Она попыталась дотянуться до них в своих мыслях. — Мама, папа! Я так люблю вас обоих!» Она почувствовала, как Алекс легонько потянул ее за руку, и, следуя за ним, опустилась на колени, чтобы принять святое причастие.

В тот момент, когда освященная облатка коснулась ее губ, ее вдруг пронзила мысль:

«Я больше не ребенок. Я больше не дочь Адама де Мариско. Я жена Алекса Гордона. Нет — я теперь даже не Велвет де Мариско. Я Велвет Гордон. Я могу любить своих родителей, но больше не могу зависеть от них ни в чем. Я могу рассчитывать только на себя и Алекса, а скоро мы разделим с ним ответственность за наших детей. Вот это и значит стать взрослой».

Огромность этой мысли ошеломила ее на какое-то время, и какое-то мгновение ей даже хотелось убежать куда-нибудь. Действительно ли она готова принять эту ношу? Готова ли она стать взрослой? Куда ушла ее юность? Почему она так не ценила свою свободу, пока она у нее была?