отказе подписать отречение Николай II, как писал британский посол Бьюкенен, мог быть убит. Это ли не доказательство того, что отречение не более чем мистификация, устроенная заговорщиками. И это не считая карандашной подписи Николая под отречением, составленным без учета всех необходимых юридических и процессуальных процедур, без указания титула императора и без приложения гербовой печати, да и подпись министра двора флигель-адъютанта графа Фредерикса на документе специалисты считают поддельной, ибо сам Фредерикс заявлял: «Меня не было в тот момент рядом с императором».

В вагоне царского поезда, стоящего на станции Псков, 2 марта 1917 года Николай II собственной рукой в своем дневнике записал: «Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будет бессильно что-либо сделать так как с ним борется соц.-дем. партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев главнокомандующим. К 2 ½ ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот. я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом трусость и обман! (выделено. – А.Л.)»

Инженер-механик мичман Российского императорского флота Н. Кадесников в своей работе «Краткий очерк Белой борьбы под Андреевским флагом на суше, морях, озерах и реках России в 1917–1922 годах» позже писал об этих событиях:

«Около 12 ночи на 3 марта 1917 года в Пскове Государь Император Всероссийский Николай II Александрович вручил делегатам Государственной Думы Гучкову и Шульгину и командующему Северным фронтом генералу Рузскому два экземпляра манифеста об отречении от престола за себя и за сына и передачи наследия великому князю Михаилу Александровичу. Зная настроения, царящие Совете рабочих и солдатских депутатов, и непримиримую позицию министра юстиции Временного правительства А. Керенского, великий князь Михаил Александрович, переговорив с председателем Государственной Думы М. Родзянко, заявил о своем решении отречься, что и было обнародовано в тот же день».

После опубликования Манифеста с текстом отречения императора Николая II 4 марта 1917 года все российские газеты радостно сообщали: «Свершилось! Великая Русская Революция произошла! Мгновенно, почти бескровно, проведенная гениально!»

Может быть, здесь и не к месту, но когда говорят о отречении Николая II, тут же упоминают о расстреле царской семьи большевиками, и невольно возникает вопрос: «Почему английский король Георг V, двоюродный брат Николая, не спас императора и его семью?» Из записей английского монарха историкам известно, что в феврале 1917 года он обсуждал возможность переезда Николая II с семьей в Великобританию. Самое интересное, что свергнутый российский император ни на минуту не сомневался, что английский родственник его непременно спасет. Николай II даже составил список вещей и книг, которые возьмет с собой. Одним словом, в первые месяцы после февральской революции ни в Лондоне, ни в Петрограде не сомневались, что монаршая семья в самое ближайшее время отправится в Лондон.

Что же помешало этому? Историки утверждают – исключительно трусость и безвольность Георга V. Английский король Георг V, испугавшись за свой трон, отозвал собственное приглашение Николаю II в Великобританию. В письме, отправленном Министерством иностранных дел Великобритании Временному Правительству 10 апреля 1917 года, говорилось: «Учитывая очевидное негативное отношение общественности, информируем русское правительство о том, что правительство Его Величества вынуждено взять обратно данное им ранее согласие». Своим отказом Георг V «выдал ордер» на убийство Николая II.

Предательство состоялось! К несчастью для русского императора, его окружали предатели и в верхушке собственной армии, и среди «верхушки» собственной родни!

В этот же день, 2 марта 1917 года, после объявления об отречении императора Николая II и отречения Михаила Александровича, в Севастополе на Черноморском флоте инициативная группа во флотском полуэкипаже создала Центральный Военный Исполнительный Комитет из матросов и унтер-

офицеров.

Князь С.П. Трубецкой вспоминал: «Отречение Государя Императора наша армия пережила сравнительно спокойно, но отречение Михаила Александровича, отказ от монархического принципа вообще произвел на нее ошеломляющее впечатление: основной стержень был вынут из русской государственной жизни… С этого времени на пути революции уже не было серьезных преград. Не за что было зацепиться элементам порядка и традиции. Все переходило в состояние бесформенности и разложения. Россия погружалась в засасывающее болото грязной и кровавой революции».

Днем на линкоре Черноморского флота «Императрица Екатерина II» началось брожение среди нижних чинов, которые к вечеру потребовали убрать с корабля офицеров с немецкими фамилиями, что привело к трагическому происшествию. Поздно ночью мичман Фок потребовал пропустить его из башенного помещения в артиллерийские погреба для проверки, но матрос-часовой принял попытку офицера проверить погреба за желание мичмана Фока произвести взрыв с целью отвлечь команду от революционных событий, не пропустил мичмана Фока, не позволив тому выполнить свои служебные офицерские обязанности. Оскорбленный недоверием мичман Фок в ту же ночь застрелился.

Утром следующего дня на линкор «Императрица Екатерина II» прибыл командующий флотом вице-адмирал Колчак, который перед строем команды высказал свое недовольство происшедшим и отказался удовлетворить требование матросов об удалении с флота офицеров с немецкими фамилиями.

Газета «Правда», напрягая ситуацию и подстрекая к расправе над членами царской семьи, в статье «К ответу!» писала:

«Товарищи, нет больше царизма, нет больше жестоких и неисчислимых испытаний царского самодержавия. Рабочий класс и революционная армия вырвали из цепких когтей тюремщиков и палачей свою свободу. Подточенный и омытый народной кровью, трон низвергнут, деспотизм пал, но тиран еще на свободе. Убийца народа, обагренный не остывшей еще кровью бесчисленных жертв, на свободе со всей своей огромной сворой…

Нельзя быть спокойным, пока убийца народа, оставивший за собой море страданий, еще на свободе. Еще не остыли жертвы павших в борьбе с Николаем за свободу и счастье народа. Кровь их вопиет. Можно ли забыть черноморских и кронштадтских товарищей-матросов, расстрелянных царскими наемниками? Со дна морей, куда они были брошены, взывает кровь их о мщении…

Так можно ли думать, товарищи, о полной победе над кровавым самодержавием, пока вся многочисленная царская свора вместе с верховным убийцей Николаем на свободе? Настал час суда народного над ними… Николай и холопы его должны быть немедленно и прежде всего арестованы и преданы справедливому суду народа».

До этого днем из Севастопольской тюрьмы освободили двух политических преступников, осужденных еще в 1905 году по делу о восстании на броненосце «Князь Потемкин