«И по-прежнему самым насущным оставался вопрос: насколько вероятной было возникновение пандемии? Велика ли угроза, что надвигается катастрофа?» – вспоминает доктор Фукуда.

Тогда еще никто не мог достоверно утверждать, несет ли в себе новый грипп черты сходства с инфлюэнцей 1918 года. Таубенбергер продолжал свои неустанные труды с фрагментами вируса 1918 года, но иллюзий, что он вовремя успеет определить причину невероятно высокой смертоносности того гриппа, практически не оставалось. Штамм H5N1 появился слишком рано для этого.

В Центре по контролю заболеваемости и профилактике, как и в Национальном институте здравоохранения, полным ходом шла разработка вакцины. Дожидаться результатов расследований в Гонконге означало впустую потерять слишком много времени. Если вирус H5N1 все же передавался от человека к человеку и был при этом вирусом-убийцей, медлить с производством вакцины становилось непозволительно.

Одновременно ученые начали попытки вывести штамм вируса, поверхность которого покрывали бы протеины H5 и N1, чтобы вакцина на его основе успешно защищала от птичьего гриппа, но генетически измененного для искусственного размножения его в куриных яйцах. Ламонтань постоянно пытался заставить фармацевтические фирмы как можно быстрее начать производство вакцины против вируса H5N1, но те, по его словам, упрямо противились этому, потому что боялись, что новый вирус начнет доминировать на их предприятиях и загрязнит их главную продукцию. «Они опасались лишиться в будущем возможности производить свои обычные противогриппозные препараты, – объясняет Ламонтань. – Другое дело, если бы эпидемия уже разразилась, но в ее отсутствие производители вакцин все еще проявляли нерешительность». А между тем ученые прекрасно осознавали, что даже если подготовку к выпуску вакцины на заводах начать немедленно, потребуется от девяти до двенадцати месяцев, чтобы произвести ее в пропорциях, достаточных для защиты всего населения страны. Это могло быть уже слишком поздно.

«Мы столкнулись с серьезной практической проблемой», – признает Ламонтань.

Пока ученые в лабораториях работали с вирусом H5N1, Шортридж координировал исследования домашней птицы в Гонконге. Его крайне беспокоило, что может произойти, если в организме одного из пациентов произойдет слияние вирусов птичьего и обычного человеческого гриппа. В результате мог появиться новый штамм с беспрецедентной убийственной силой.

«Мы и так имели дело с достаточно мощным вирусом, – рассказывает он, – но больше всего нас волновала вероятность, что он может вступить во взаимодействие со штаммом преобладавшей в то время человеческой инфлюэнцы. Вот тогда мы бы встали перед угрозой подлинной катастрофы».

И в первую очередь Шортридж обратил внимание на так называемые мокрые рынки [18] Гонконга. Ежедневно туда привозят контейнеры с домашней птицей, а это миллионы одних только куриц. И каждую птицу умерщвляют на глазах у покупателя, для чего лотки в стратегических целях устанавливают в самых оживленных деловых кварталах, где располагаются основные отели и откуда инфицированные постояльцы могут разнести заразу буквально по всему миру.

«Местные жители привыкли видеть, что им продают только свежую курятину, а меры гигиены при этом сводятся всего лишь к промывке курицы холодной водой после удаления внутренностей», – рассказывает Шортридж. Поскольку же вирус гриппа обитает именно в пищеварительной системе птиц, их забой непосредственно на «мокрых рынках» создает наиболее благоприятные условия для передачи штамма H5N1 людям.

Тем не менее в течение всей осени того года продаваемые в Гонконге курицы выглядели вполне здоровыми. Но вот вскоре после Рождества в их повадках сначала стали проявляться странности, а потом среди них пошел мор. Первым проявлением болезни стали желтоватые поносные выделения, затем опадали сережки на головах. Пару дней спустя птица погибала, причем смерть сопровождалась кровотечениями и обширными поражениями внутренних органов. Причиной становился вирус инфлюэнцы. Тип – H5N1. Но насколько широко распространилась болезнь? Какое количество выставленных на продажу птиц было заражено вирусом?

Чтобы прояснить этот вопрос, Шортридж и его коллеги не погнушались сбором фекальных материалов с городских «мокрых рынков», доставляя образцы в лабораторию и внедряя их частицы в куриные яйца в попытках вырастить в них вирус. Известно, что вирусы инфлюэнцы просто расцветают в белках оплодотворенных куриных яиц. Это была все та же примитивная, но прошедшая проверку временем технология, которую использовал в 1950-е годы Йохан Хултин, когда безуспешно пробовал вырастить культуру гриппа из образцов, извлеченных из тканей замерзших на Аляске трупов жертв пандемии 1918 года. Но там, где Хултин потерпел неудачу, Шортридж добился со своими птичьими образцами впечатляющего успеха. Оказалось, что каждая пятая курица несла в себе вирус H5N1. «Для нас это послужило более или менее достаточным доказательством, что именно курицы стали основным источником инфекции для жителей Гонконга», – говорит он.

Без труда удалось установить и место происхождения живого товара. Китай. Именно оттуда Гонконг импортировал тогда 80 процентов куриц, то есть от восьмидесяти до ста тысяч птиц ежедневно. Причем куриц могли несколько дней держать на складах, прежде чем доставляли к лоткам на заклание непосредственно перед продажей. Подобная практика создавала все условия для распространения гриппа сначала среди птиц, а потом и для передачи инфекции людям.

Причем, по свидетельству Шортриджа, курицы выращивались в провинции Гуандун на юге Китая, где в 1968 году зародилась пронесшаяся по всему миру эпидемия гонконгского гриппа. Его навязчиво преследовала мысль о том, что на его глазах зарождается еще одна пандемия, которая окажется схожей с пандемией 1918 года, и что от его с коллегами сиюминутного решения во многом зависит исход – переживет ли планета еще одну катастрофически смертельную напасть, или болезнь удастся задушить в зародыше.

«Этот опыт запомнился мне как нечто абсолютно невыносимое, – говорит Шортридж. – Было ощущение, что на твои плечи легла вся тяжесть ответственности за судьбу человечества».

Параллельно с группой Шортриджа, проводившей исследования птиц, команда во главе с Фукудой продолжала проверку распространения вируса среди людей. Причем им пришлось повторно пройти через многие этапы, которые стали хорошо знакомы несколько месяцев назад при рассмотрении случая гибели от вирусной инфекции трехлетнего мальчика.

Важным моментом стала, например, новая проверка сотрудников больницы. Если персонал, контактировавший с гриппозными больными, приобрел антитела к вирусу H5N1, это было прямым указанием на то, что эти люди подверглись заражению. Чтобы иметь материалы для сравнения, группа Фукуды взяла также кровь на анализ у больничных работников, трудившихся в других корпусах, которые ни при каких обстоятельствах не могли вступить в контакт с инфицированными, как и у медиков из больниц, куда пациенты с гриппом H5N1 не доставлялись вообще. «Мы предполагали, что если наши догадки верны, то нам бросится в глаза широкое распространение вируса именно среди персонала больницы, контактировавшего с больными, – рассказывает Кокс. – Однако нам отчасти спутала карты очередная эпидемия обычного гриппа, охватившая Гонконг. В больницы стали во множестве поступать новые пациенты, которых нам приходилось обследовать отдельно. Среди населения нарастала тревога, и каждый, у кого развивалось респираторное заболевание, начинал подозревать, что стал жертвой именно птичьего гриппа». Чтобы остановить надвигавшуюся на город волну паники, некоторые медицинские учреждения открыли специальные круглосуточные центры, где в любой момент можно было пройти проверку на грипп.