потому как, – последовало разъяснение, – если не прекратите, то поднимусь и заткну вам глотки. И между прочим, быстренько.

Дикки спросил:

– Это вы дверь заперли?

И моряк осклабился:

– Я самый, малец.

Тут в разговор вступила Элис, хотя, по мнению Освальда, лучше ей было бы промолчать, потому что сам он уже осознал всю враждебность намерений моряка.

– Ой, поднимитесь, пожалуйста, и выпустите нас!

Она ещё не договорила, когда Освальд, поняв, что лучше бы такому мерзавцу к ним не подниматься, вихрем слетел вниз по лестнице к верхней двери. Ему казалось, что он видел на двери засов, и юный герой не ошибся: засов был, даже целых два. Освальд торопливо задвинул оба.

Этот поступок, сколь храбрый, столь и своевременный, тоже ни словом не отражён в «Книге золотых деяний». Элис, правда, хотела о нём написать, но остальные возражали. По их мнению, деяние Освальда было не добрым, а всего лишь умным, хотя я лично полагаю, что в моменты опасностей и несчастий ум не менее важен, чем доброта. Но Освальд не собирался ни с кем спорить.

Когда он вернулся, моряк по-прежнему стоял, задрав голову, а Элис сообщила:

– Освальд, он говорит, что не выпустит нас, если мы не отдадим ему все деньги. Но мы ведь не можем остаться здесь на много дней и ночей? Если бы кто-нибудь хоть пошёл нас сюда искать. Но никто ведь не знает, где мы. Ой, давай лучше всё ему отдадим.

Она, видно, боялась, как бы в груди старшего брата не вскипел гордый английский дух, не допускающий, что всем известно, даже мысли о поражении, однако Освальд, храня спокойствие, произнёс:

– Ладно. – И заставил остальных вывернуть карманы.

У Денни нашёлся фальшивый шиллинг с профилем королевы на обеих сторонах и три настоящих полупенсовика, у Г. О. – полпенни. Ноэль располагал лишь французской монетой, годной разве что для шоколадных автоматов на железнодорожных станциях. У Дикки было девять с половиной пенсов. А у Освальда – два шиллинга, которые он скопил на покупку пистолета. Собрав вместе свои и чужие деньги, он завязал их в собственный носовой платок и, перегнувшись через ограждение, проговорил:

– Мы тебе сами, по собственной воле, дали шесть пенсов, но ты оказался неблагодарной скотиной.

Моряк немного смутился и пробормотал, что ему как-то надо добывать себе хлеб насущный.

Тогда Освальд сказал:

– На! Лови, – и кинул ему платок с деньгами.

Моряк попытался поймать, но ловец из него был никудышный. Настоящие руки-крюки. Он нагнулся, поднял с земли узелок, развязал и разразился самой что ни на есть хамской руганью, а потом проорал:

– Слушай сюда! Так не пойдёт, малец! Ты мне гони те рыжухи, которые я углядел в твоём кошельке! Кидай их!

Освальд расхохотался:

– Я ведь тебя везде узнáю, и ты попадёшь в тюрьму. Получай свои рыжухи! – В гневе он швырнул монеты вместе с кошельком.

Только на самом деле это было совсем не золото, не монеты, да и вообще не деньги, а жетоны от настольной игры, которые выглядели с лицевой стороны как соверены. Освальд их раньше носил в кошельке (теперь он такого не делает), чтобы казаться богатым.

Увидев, до чего богатая пожива ему досталась, моряк исчез из нашего поля зрения. Освальд мысленно поблагодарил себя за предусмотрительность. Теперь оставалось надеяться, что засовы на верхней двери, которые он догадался задвинуть, столь же надёжны и крепки, как на нижней.

Такими они в итоге и оказались.

Мы почти тут же услышали, как моряк колотит в дверь и пинает её, и мне не стыдно признаться, что мы крепко вцепились друг в друга, но при этом (чем до сих пор горжусь) ни один из нас не визжал и не плакал.

Нам казалось, что прошло много лет, прежде чем колотьба в дверь прекратилась и мы увидели, как подзаборное это ничтожество исчезло внизу среди деревьев.

Тут Элис заплакала, и я не виню её.

Освальд сказал:

– Не выходим! Даже если он отпер дверь, запросто может сидеть в засаде. Мы должна продержаться, пока кто-нибудь не придёт.

А следом Элис проговорила, всхлипывая, потому что ещё не совсем перестала плакать:

– Давайте махать флагом.

Это был понедельник, но Элис надела одну из своих белых воскресных юбок, которую мы привязали к трости Денни. Получился большой белый флаг. Мы стали по очереди им размахивать.

Вот ведь, смеялись над Денни, когда он решил взять с собой трость, а теперь нам стало стыдно, потому что она крайне нам пригодилась. И жестяная форма от сладкого пирога тоже пошла в ход. Мы протёрли её носовым платком до зеркального блеска и, подставляя под солнечные лучи, принялись посылать световые сигналы ближайшим фермам.

Возможно, это было самое ужасное приключение из всех, которые нам выпадали когда-либо прежде. Даже Элис, совершенно забыв о мистере Ричарде Рэйвенэле, думала только о гадостном типе, засевшем в засаде.

Отчаянность положения проняла весьма сильно нас всех, но должен сказать, что Денни повёл себя совсем не как «белая мышка». Он опустился на пол, взял Элис и Ноэля за руки, и начал, не умолкая, читать им стихи. Это, похоже, сильно их успокаивало. Как ни странно, добавлю я. Меня бы лично не успокоило.

Он прочёл им «Битву на Балтике» Томаса Кэмпбелла, «Элегию» Томаса Грея (и то и другое целиком, с начала и до конца, хотя, мне кажется, кое-где он напутал), «Месть» и ещё стихотворение Маколея из жизни Древнего Рима, где Гораций обороняет мост от этрусского захватчика Ларса Порсены.

И сверх того, Денни, когда наступала его очередь, замечательно размахивал флагом, как могут лишь настоящие мужчины.

Словом, с тех пор я старался больше не называть его «белой мышкой», потому что понял: когда дело плохо, он настоящий кремень.

Солнце почти легло на линию горизонта, а мы ужасно устали от махания флагом, и голод ощутимо давал о себе знать, когда внизу показалась повозка. Тут мы уже принялись как сумасшедшие размахивать флагом и орать, а Денни завизжал в точности как паровозный свисток. Никто из нас даже предположить не мог, что он такое умеет.

Повозка остановилась, и вскоре между деревьями замелькала фигура бородача. Это был тот пожилой возница, что ехал за свиньёй. Мы проорали ему ужасную правду. И когда он наконец всё понял (сперва-то ему показалось, будто мы просто над ним шутим), то поднялся и выпустил нас.

Он ехал уже со свиньёй. К счастью, она была очень маленькая, да и мы не особенно привередничали.

Денни и Элис сели на передке, рядышком с пожилым возницей, а все