Она вошла в комнату, и пока Марта радовалась тому, что зло в Альгонде восторжествовало, Франсин умирала под ударами своего господина, даже не пытаясь их избежать.

Они долго ехали по горной дороге и, несмотря на продиктованные усталостью остановки и ночи, проведенные либо под открытым небом, либо под защитой древних руин, которых на Сардинии было множество, очень устали.

— Теперь уже близко, — сказала Лина, останавливая ослика. Впереди на дороге, обрамленной столетними оливами, в вечерних сумерках она заприметила облако пыли.

Она не приняла помощи Ангеррана, который хотел вместо нее вести ослика, и шла рядом с повозкой, то погоняя животное длинной палкой из каштанового дерева, то натягивая узду, чтобы его остановить.

«Будем вести его по очереди, и дети тоже», — объявила она перед отъездом с той спокойной уверенностью и твердостью в голосе, которые отличали ее соотечественниц.

В своем привычном черном простом вдовьем платье, веревочных сандалиях, с волосами, собранными в узел и покрытыми темным платком, который она завязывала под подбородком, черноглазая и чернобровая, она шла размеренным спокойным шагом. Муния легко спрыгнула с повозки и подбежала к Лине, а за ней по пятам — Ангерран. Дети остались сидеть в повозке, прислонившись спиной к ценному грузу — бочонкам, тщательно замотанным ветошью, чтобы запах специй не распространился дальше, чем следовало, и не привлек мародеров. Самые маленькие спали, те, что постарше, играли в шашки.

— Мы будем на месте до наступления темноты. Посмотрите на то облако пыли, там, впереди. Наверняка это солдаты на лошадях. С тех пор как остров попал под владычество испанцев, они бродят по дорогам, как хищники. Но с каким невидимым врагом они сражаются — неизвестно. Зато нам шагу не дают ступить и нас же грабят!

Лина повернула голову и сказала детям:

— Когда солдаты подъедут близко, разбудите малышей, да порезче, чтобы они заплакали!

— Но зачем? — поразилась Муния.

— В нашем мире горе и нищета привлекают куда меньше взглядов, чем достаток и радость. Не смотри на них и перебирай четки!

Ангерран услышал слова Лины, обращенные к детям, и понял, что и ему пора действовать. Он поспешил спрятаться в зарослях можжевельника, росшего между дорогой и лесом из пробкового дуба, который по мере их продвижения вперед становился все реже. За время пути ему уже не раз доводилось прибегать к этому маневру, ведь в таком случае, если бы кто-то вздумал напасть на женщин и детей, эффект неожиданности сыграл бы ему на руку.

Лина отвела ослика на обочину, чтобы освободить дорогу, но постаралась, чтобы это не выглядело так, словно они решили в этом месте остановиться. Она не ошиблась: солдат было восемь, все — в мундирах армии вице-короля. Но, судя по всему, у них были более важные дела. Кавалькада галопом промчалась мимо, покрыв путешественников пылью и чуть не задев бортик повозки. Тревога оказалась ложной.

— Едем! — скомандовала Лина и потянула ослика за уздечку, вытирая слезящиеся от пыли глаза и прочищая горло. Рядом пошла Муния, тоже пытаясь откашляться.

Ангерран подождал, пока облако пыли, окружавшее всадников, не исчезло, бегом догнал повозку и уселся в кузов между мальчиками, которые ехали, болтая ногами. Самый старший протянул ему дорожную флягу. Юноша залпом выпил остаток воды, сел поудобнее и приобнял маленького Энрике.

Примерно через час показалась долина, в которой Муния рассмотрела церковь с колокольней и ряд маленьких низких домишек, четко вырисовывавшихся на фоне звездного неба. То была деревушка Гони.

— В каком из домов живет твоя кузина? — спросила она, как будто с такого расстояния и при таком скудном освещении могла хоть что-нибудь рассмотреть.

— Ни в каком, — улыбнулась Лина. — Катарина — старая дева, она пасет коз. Ее, как и меня, местные считают свихнувшейся. Она живет не в деревне. Видишь тот ряд менгиров, слева, в двухстах шагах от дороги? Он ведет к нураге. За ней и стоит пиннетю моей кузины.

— Пинне-что?

— Ее хижина, если тебе так понятнее. Пиннетю — это постройки, оставшиеся со времен гигантов.

Пока они ехали, Лина успела многое рассказать об истории своего края, в котором осталось немало следов пребывания древних богов и людей, которые некогда жили здесь, особенно народа гигантов. Именно они построили на Сардинии нураги — усеченные конические башни, в которых обретались domus de janas[17]— «дома фей», а также их могилы и священные колодцы. Никто не знал, кем они были и откуда пришли. Народ гигантов угас, оставив после себя только эти каменные постройки. Позднее на острове обосновались финикийцы, карфагеняне и римляне. Они принесли с собой свою культуру, но не стали разрушать ничего из того, что местные жители почитали своими святынями. Сардиния увидела многих захватчиков, от вандалов до пиратов, сновавших у ее берегов до той поры, пока на остров не пришли юдексы[18]. Эти короли-судьи установили свои законы, разделили Сардинию на четыре королевства, построили замки и романские церкви, а папский престол взял остров под свою защиту, нарушив тем самым планы Пизы и Генуи установить над ним свой протекторат.

По решению Папы Римского королем Сардинии стал Жак II Арагонский. В то время между юдексами царил раздор. Один из них, Мариан, поддерживаемый жителями Сардинии, восстал против испанского владычества. Его дочь Элеонора руководила войсками и одержала много ратных побед. Народ так почитал и любил ее, что сделал новой королевой-судьей. В апреле 1395 года Элеонора издала ряд законов, строгих и справедливых, которые вызвали всеобщее одобрение. После ее смерти остров вновь попал под власть испанцев. С тех пор некогда процветающие земли пришли в упадок. Наследие счастливой эпохи юдикатов хирело под властью ненасытных и властолюбивых вассалов вице-королей.

Пока они двигались по дороге, открывая для себя то слева, то справа неприступную крепость на отвесной скале, храм, базилику, римские развалины или нурагу, песчаную равнину, склоны холма, усеянные овцами, черными коровами и козами, зеленые дубовые леса, изобилующие дикими кабанами, Лина, печально качая головой, делилась с Мунией и Ангерраном своими опасениями: всеми забытых, угнетенных, задушенных поборами сардинян ожидает мрачное будущее, и даже если они успешно продадут пряности и получат за них целое состояние, вряд ли у нее получится вырастить детей достойными людьми, как завещали ей ее собственные родители…