Носок ее башмака угодил в нижнюю часть живота, и жрец согнулся пополам.

Ей пришлось поспешно убраться с его пути, поскольку бывший атлет упал на колени. Ставки снова заколебались. Женевьева сжала пальцы, представив, что ее ладони превратились в лезвие топора, - это был один из любимых приемов мастера По, - и нанесла удар Прайсу в шею. Балахон с капюшоном защитил жреца, однако нельзя сказать, что он ничего не почувствовал. Его рука потянулась к противнице, но вампирша отскочила в сторону. Если великан снова поймает ее, он не позволит ей вырваться во второй раз.

Проявив благородство, девушка отступила и дождалась, пока брат Прайс поднимется на ноги.

Злой вампир пнул бы врага в голову, пока тот валялся на земле. Женевьева похвалила себя за доброту и понадеялась, что об этом милосердном поступке, достойном Шаллии, вспомнят на ее похоронах.

Прайс не подал виду, что ему больно, хотя после первого удара у него наверняка наливался синяк в области живота. У Женевьевы все еще ломило ногу, после того как ее ступня врезалась в тугие мышцы. Казалось, ее кости превратились в желе при столкновении. Жрец был опытным бойцом, поэтому он не совершил типичной ошибки новичка - не впал в гнев.

- Зачем нам тратить силы на потасовку? - спросила Женевьева. - Все мы ненавидим вампиров. Они - отвратительная нежить, выбравшаяся из могил, чтобы вредить хорошим людям вроде нас.

Прайс сжал кулаки и провел комбинацию «левой-правой-левой». Девушка увернулась от первых двух ударов, но третий задел ее по лбу, хотя служитель Морра, несомненно, метил ей в скулу. Вампирша отпрянула назад.

В первое мгновение Женевьева испугалась, что на пальцах мужчины останется грим, но ее выручил парик, надежно закрепленный на голове. Спереди его украшала челка, довершавшая облик деревенской красотки.

На теле взрослого человека насчитывалось не менее тридцати восьми точек, по которым достаточно было царапнуть когтями или зубами, чтобы ударил фонтан крови. Потребовалось бы всего несколько секунд, чтобы противник потерял способность сопротивляться или даже умер. Прайс оставил девять, если не десять, таких точек незащищенными. Вампир без труда разделался бы с могучим жрецом и обеспечил себе сытный ужин.

Но Женевьева не имела права драться как вампир.

Следуя наставлениям мастера По, девушка согнула руки и приготовилась к атаке в стиле «богомола».

- Она чокнутая, - ухмыльнулся Вилли.

Прайс, лучше разбирающийся в таких вещах, отрицательно покачал головой. Он принял правильную оборонительную стойку: правая рука согнута горизонтально и выставлена вперед, словно балка, а левая рука, сжатая в кулак, находится на уровне живота.

В последний момент вампирша переключилась на стиль «дракона».

Этого борец не ожидал. Женевьева заехала ему чуть выше уха, а затем в горло. Колено девушки воткнулось ему в бок. При этом удар снова болью отозвался в ее теле, однако она услышала, как Прайс зарычал от чувствительного пинка по почкам.

Мгновенно приняв решение, Женевьева поднырнула под противника и уперлась плечом в бок мужчины, как раз в то место, куда немногим раньше угодило ее колено. Затем, напрягая шею и спину, она приподняла жреца. Это был его собственный прием, входивший в арсенал борцовской школы Хагедорна. Вампирша подкинула Прайса и швырнула его на землю.

Уперевшись одним коленом в горло поверженному врагу, девушка локтем обозначила удар в переносицу.

Прайс ничего не сказал, но трижды похлопал по земле.

Женевьева проворно отскочила назад и поклонилась. В толпе послышались аплодисменты, но она лишь потупила взгляд. Прайс медленно поднялся, стараясь лишний раз не тревожить ушибленные места. Вилли и Вальтер начали разгонять зевак. Женевьева услышала звон монет, переходивших от проигравших к выигравшим, и пожалела, что не может стребовать с них свою долю.

- Брат Прайс, - сказала она, - смиренно прошу извинить меня. Я пришла сюда не для того, чтобы причинить кому-либо вред, но чтобы защитить от опасности великого человека - отца-настоятеля Бланда.

- Она сказала, что хочет быть телохранителем отца-настоятеля, - встрял Вилли.

Прайс смерил девушку взглядом. Женевьева подумала, что борец едва ли испытывает к ней теплые чувства. Но жрец улыбнулся, и вампирша с ужасом поняла, что, вопреки ее ожиданиям, Прайсу она очень понравилась. Вероятно, еще ни одна женщина не обходилась так с ним, и новые впечатления подействовали на него возбуждающе во всех смыслах, в том числе и в тех, о которых Женевьева предпочитала не думать.

- Подберите для барышни Годгифт одеяние, подходящее для храмовой сестры, - распорядился Прайс. - И передайте старшей жрице, чтобы она нашла ей место для ночлега. Не слишком далеко от главной обители. Я хочу, чтобы она постоянно была рядом, и отец-настоятель Бланд со мной согласится. С прошлой ночи мы в состоянии войны с живыми мертвецами. Эта женщина будет лучшей из наших воинов.

Женевьева отсалютовала.

Пока «Женевьева и Вукотич» репетировалась, Театр памяти Варгра Бреугеля большую часть времени стоял, погруженный в темноту, за исключением вечеров «открытой сцены», которые устраивал Детлеф. Программа представления состояла из номеров, подготовленных теми, кто считал себя актерами, в основном шутами и фокусниками, развлекавшими других шутов и фокусников, заплативших за вход. Самые удачливые могли продержаться около минуты, прежде чем град подгнивших овощей заставлял умолкнуть их бородатые анекдоты и хриплое пение. Артисты ускользали за кулисы, увешанные листами протухшей капусты, после чего клялись вернуться в свою контору или кожевенную мастерскую и забыть всю чушь, которую они слышали о богатстве, славе и бесчисленных прекрасных любовницах, достающихся звездам сцены. Театр брал скромную плату за билеты, а тех, кто решил продемонстрировать свои таланты, впускали бесплатно. Но управляющий Гуглиэльмо Пентангели заключил соглашение с рынком, договорившись забирать всю испорченную продукцию в конце дня. Затем гнилой товар сбывали критикам-любителям, которым упражнения в метании доставляли больше удовольствия, чем сами выступления. По окончании вечера овощи собирали и снова продавали в качестве фуража компании, занимающейся извозом, конюшни которой располагались на улице Хассельхоф.

Этим вечером Детлеф был поглощен своими мыслями. Он, как обычно, выполнял обязанности конферансье, предваряя выступление каждого дрожащего и бледного актера краткими вступительными замечаниями, однако душой он был с Женевьевой в Храме Морра. Разумеется, Бланд представить себе не может, что какой-нибудь сумасшедший вампир добровольно сунется в городское учреждение, где его, скорее всего, проткнут колом, обезглавят и бросят в печь, утешал себя драматург. Однако это мало помогало.

Нынешние неудачники выглядели более жалко, чем обычно.

Первым на сцену вышел длинноногий ученый из университета, который изображал известных в Империи личностей. Он едва приступил к сатирической пародии на героя Конрада, как целый кабачок угодил ему в лицо, отбросив на декорации. Когда недовольный Ранаштик уволок бесчувственного умника со сцены, Детлеф подумал, что зря не упомянул о присутствии в театре Общества почитателей Конрада. Ученого сменил эсталийский гитарист с огромным замасленным чубом, свисавшим на лоб. На долю музыканта досталось не слишком много гнилых помидоров. Возможно, это объяснялось тем, что его слащавые мелодии сочетались с крайне непристойной лирикой. Фокуснику повезло меньше. После первого и единственного трюка Ранаштик, за которым Детлеф решил приглядывать до поры до времени, выскочил на сцену с ведром песка, чтобы потушить пламя, перекинувшееся с жаровни на мантию иллюзиониста.