– Ну вытащи, ты… Убью… Ненавижу…

Пусть ненавидит. Лишь бы боялся.

– У тебя рация есть?

– Какая рация… Ты что, издеваешься?..

Верим, верим.

– Слушай, мужик, – Туманов снова высек пламя, присел на корточки. Перекошенное лицо покрылось испариной, руки держались из последних сил – на пальцах выступили жилы. – Ну пошутили и будет. Люблю я пошутить. «Смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно», помнишь, нет? Тундра, это Гоголь-моголь написал. Ты сейчас легонько разожми пальчики и прыгай. Но сразу падай на колешки и ручонками, ручонками… А не то в самом деле хряпнешься задницей. Ну бывай, не кашляй.

Он встал. Ослабевшие руки разжались, последовал жуткий вой, оборвавшийся очень быстро. Он склонился над обрывом.

– И еще, мужик, – теперь он был вынужден говорить громче – грохот реки не позволял шептать. – Я тебя заклинаю – сиди молчком. Начнешь орать, приду и убью. По-настоящему.

– Ненавижу… бл… падла… – прозвучало с «козырька».

– Вот так, – согласился он. – Не громче.

Ох уж этот цинизм, доходящий до грации… Он вернулся к началу тропы, как к истоку времен, махнул Динке. Она выбралась из-за камня, полезла к нему. Он подал ей руку, прижал к себе на мгновение. Она была горяча, как раскаленная плита… Этого нам еще не хватало!..

– Нормально, Динка, – забормотал он. – Нормально.

– Мне плохо… – прошептала она. – Трясет всю…

– Это фигня, – он улыбнулся. – Геморрагическая лихорадка, ничего страшного. И четвертый десяток за спиной стучит, не забывай о нем, ты же не девочка.

– Нет, мне плохо, Т-туманов, – она стала заикаться. – Это вода виновата х-холодная… Откуда у тебя автомат, с-скажи? У т-тебя не было автомата…

– Был, – сказал он. – Ты просто не замечала. Пошли, Динка.

Рассвет зрел со страшной силой. Вздувался, набухал, как чирей. Еще немного – и лопнет, истечет брызгами. Тогда пиши пропало, преодолеть открытое пространство сможет лишь конкретный невидимка… Он оставил Динку в расщелине недалеко от тропы, а сам подобрался на критическую дистанцию, сел за камень. Две тени, невзирая на предрассветный час, маячили у ограждения и уходить, по всей видимости, не планировали. Один курил, другой травил байки. Остальные не проявлялись. Но слева от моста, под каменистой горкой, выделялись два ветхих строения. Там они, волки. Спят без зазрения…

Старенький мост висел над речушкой, упираясь в разъеденные временем опоры. Въезд являл собой бревенчатый накат, фермы – несколько стальных балок для усиления прогнившей конструкции. Она прогнила еще в те времена, когда он служил родине и пару месяцев сопровождал батальонные «Уралы» с продовольствием («топтухой» – по-армейски), челночно мотающиеся из Зонального в часть. «Упадем – не упадем…» – думал он всякий раз, когда надсадно завывая, автомобили переползали накат… Можно представить, во что превратился мост ныне, когда повсеместно царит заброшенность, и гонять машины в поселок с тремя бабками – просто глупо…

Слева дорога уходила в узкий распадок, справа – в царствие тайги, на базу… За мостом продолжалась тропа вдоль обрыва – там за излучиной человечек с ружьем (коли парень нам не врет). Да еще эти двое, балакающие за жизнь. Хреново, Туманов. Не работают твои планы.

Он мог бы свалить их одной очередью. А потом тех, что выскочат из сарая, продирая сонные зенки. А потом еще десяток спешащих на подмогу. А потом с почетом сдать оружие. Или пустить себе пулю в лоб. И Динке заодно. Или припустить дальше вдоль реки, что будет вааще! – глупостью сверхгениальной. Потому что накроют… Но надо было решаться. «Ни-з-ззя!» – возопил сдерживающий центр, но Туманов уже действовал, грубо плюя на технику безопасности при обращении с вооруженными людьми – он переполз за соседний камень, а когда «сибирские стрелки» дружно загоготали над чем-то, без сомнения, веселым, перекатился еще ближе – под бревно наката, висящее над водой. Подтянул автомат, перехватил цевье, стал ждать. Бросаться коршуном и делать воякам «темную» следовало неожиданно, в момент наибольшей непринужденности беседы. Иначе не сработает. Хотя и так – сработает ли?

А потом было дело, к которому ни Туманов, ни его помыслы отношения не имели. Он уловил движение на правой стороне моста. Кто-то шел с востока, от базы! Человек – черный, прямотелый, уверенно вышагивал по накату, направляясь, определенно, к охранникам. Вояки прервали беседу, насторожились. Но, очевидно, целеустремленная чеканка не внушила им подозрений. Напротив. Они не схватились за оружие. «Дьявол! – чертыхнулся Туманов. – Проверяющий… Ну надо же. Самое время».

– Эй, пароль скажи! – крикнул один из охранников.

– Хай, амигос! – звонким голосом сообщил проверяющий. – Could you tell me buddies where is the way to the library?[2]

«Ба! – поразился Туманов. – На чисто королевском шпарит. Что за цирк, а?»

– Это по-каковски? – проворчал охранник.

– По-аглицки, – охотно пояснил человек, подходя ближе.

– Спицын, это ты херней занимаешься? – неуверенно поинтересовался второй, ослабляя ремень автомата.

А далее все было как гром средь ясного неба. Не назвав себя, человек заработал руками. Будто мельница включилась. Искорка ли в глазах проскочила? Нога ли мелькнула? Не сообразишь… Охранники дружно попадали. Стремительно, не успев осознать в своей жизни самого главного.

– Гулька! – взвизгнула по тылам Динка.

Услыхала знакомые нотки, выскользнула из расщелины – и потикала.

Куда, идиотка!.. Совсем рехнулась?.. Он похолодел. Но потом прикинул – голос знакомый. Слышал, видел… «Что-то я не доезжаю, – подумал он, – это положительный герой или отрицательный? И умирает больно часто. И скользкий какой-то… И что, черт возьми, у них там с Динкой было?!»

Бросил взгляд на сараюшки – тишина. На бабские визги не реагируем, парни? Выбрался из-под наката и, держа автомат над головой, взошел вслед за Динкой на мост. Не стреляй, паренек, свои, русские идут…

Красилина Д.А.

Кто сказал, что наша жизнь – не храм Мельпомены со всеми его атрибутами? Роли гибнут – актеры остаются. Декорации меняются с ошеломительной частотой. Сцена чередует сцену. И сама ты – отнюдь не в бенуаре… Что меня вынесло? Какая сила подбросила в воздух и вырвала из расщелины?.. Жар из головы ударил по ногам, гремя по бревнам, я влетела на мост, но дальше завод моторчика иссяк (плохой моторчик), ноги подкосились – я вцепилась в холодное ограждение, стала задыхаться. Астения и жар – какая глыбища в теле…

– Гулька, живой, Искариотушка…

– Ха, – сказал Гулька, хватая меня за руку. – Ситуация. Куда фига – туда дым. А ты молодец, Динка. Настоящая каменная баба.

– Ах ты хлюст… Ты живой… Ты опять живой… – бормотала я, пребывая на грани беспамятства.