Бурлак заказал подошедшему официанту бутылку Rey Sol Anejo из голубой агавы и энчиладос с острым сыром и сладко потянулся.

‑ Стучал на меня как юный пионер в жестяной барабан. А я с ним ничего поделать не мог. У него близкий родственник был в Генштабе. Тоже сука редкостная.

‑ Он что же, до сих пор там вместо вас? – Иван кивнул в сторону улицы Хосе Васконселоса, где размещалось российское посольство.

‑ Вот ему! – Бурлак сделал неприличный жест. – Володя говорит, отозвали его. И поставили жирный крест на карьере разведчика.

‑ За что?

‑ За то, что диппаспорт потерял по пьяни. И никакой высокопоставленный родственник ему не поможет.

‑ Неужели за потерю паспорта такое суровое наказание?

‑ Когда как.

‑ А отчего это зависит?

‑ Что?

‑ Степень наказания.

‑ От того, в какой форме резидент преподнесёт это в своем рапорте. А я уж с сучонком-то расстарался, можешь мне поверить на слово.

Официант принёс текилу и стаканы. Открыв бутылку, он нагнул её над стаканом Бурлака. Владимир Николаевич положил сверху на бутылочное горлышко тяжёлую ладонь и не отпускал, пока стакан не наполнился как надо. Камареро оказался понятливым парнем: наливая Ивану, он его тоже не обидел.

‑ Ну что, брат Ваня, ‑ сказал Бурлак. – Помянем коллегу?

‑ Помянем, ‑ отозвался Иван.

‑ Ты хоть понимаешь, что мы с тобой завтра-послезавтра попрёмся в ту же самую жопу, где покойник схлопотал себе в потроха килограмм свинца?

‑ Понимаю.

‑ А что мы можем то же самое схлопотать вслед за ним – понимаешь?

‑ Из чего вы исходите?

‑ Из здравого смысла.

‑ Владимир Николаевич, ‑ сказал Иван. – Давайте рассуждать здраво.

‑ Ну, давай, попробуем, ‑ сказал Бурлак, любуясь переливами света в наполненном благородным напитком стакане.

‑ Вы всё бросили, сбежали хрен знает куда. Так?

‑ Так.

‑ Я всё бросил, сбежал хрен знает куда. Так?

‑ Так.

‑ Вдруг мы с вами хрен знает где встречаемся нос к носу. Вам нужны деньги. Они у меня есть. Мне нужна квалифицированная помощь. Вы – единственный человек на свете, который может мне её оказать.

‑ Ты хочешь сказать, что с позиции здравого смысла такое не могло произойти?

‑ Наоборот. Именно с позиции здравого смысла всё произошедшее выстраивается в одну очень логическую цепочку.

‑ То есть всё подстроено некими высшими силами? Так, что ли?

‑ Да, ‑ сказал Иван и посмотрел на Бурлака сквозь свой стакан. – И из этого следует, что у нас с вами всё получится.

‑ Что ж… За это мы выпьем по-второй. А первую – давай все-таки за смежника. В его судьбе верхние ребята уж точно никак не поучаствовали.

Они выпили, и Бурлак наполнил стаканы по-новой.

‑ Хорошо бы ты оказался прав. Ну, за то чтобы у нас получилось. И вообще, дела, требующие интуитивного подхода, лучше делать не на трезвянку. Много, говоришь, денег папаша Ореза тебе оставил?

Подлец Крайтон очень удручил генерал-майора Петрова своим отказом с ним, как в старые добрые времена, на пару, по-товарищески, отобедать. А учитывая то, что приглашение, как обычно, исходило от русского резидента, а значит, подразумевалось это мероприятие провернуть за счёт российской резидентуры – отказ американца был Петрову странен.

Добро бы обиделся и не пошёл обедать с Крайтоном Петров: ведь опять! опять его человек погиб, да ещё какой человек: человечище!.. И ладно бы просто человечище. Человечище, в конце концов, любое смертно. Сколь ни тяжела потеря, однако с любой потерей можно примириться. А тут – ведь правая рука Эдуарда Авксентьича погибла смертью храбрых, отрезали ему его правую руку без наркоза коварные маньянские гангстеры и бросили куском кровавого мяса в вонючих пригородах своей столицы, и не на кого больше в этой жизни опереться главному представителю российской разведки в стране Маньяне!

А тут ещё американские резиденты, сытые негодяи, воротят носы и не желают, мазефакеры, преломить хлеба кусок с осиротевшим своим коллегой. Doing the grand, honcho halfdone[33]… Ну, не доставил я ему эту Агату. Но ведь сказал, где она находится. Он сам и виноват в том, что я ему её не доставил. Взял бы на себя труд разобраться с этим Бермудесом – была бы ему Агата в лучшем виде. Понимаю, что предвыборный год, что они там на своем Потомаке всего боятся, и всё же…

Вот и финтит, сука очкастая, брезгует хлеб с коллегой преломить… Петров подошёл к своей “хонде”, припаркованной возле тротуара, и вставил ключ в замок дверцы.

– Авксентьич! – жизнерадостно бухнуло у него за спиной, и генерал-майор, узнав этот разухабистый голос, похолодел. – Скоки лет, как говорится, скоки зим!..

Медленно, самому себе не веря, Петров повернул голову. Так точно. Полковник Бурлак, признанный персоной нон-грата и с позором высланный из страны Маньяны к чёртовой матери, Бурлак, которого, по всем прикидкам Петрова, душки-военные давно уже должны были вздёрнуть на дыбу в своих подвалах и вынуть из него печень без малейшего наркоза, стоял как живой посреди маньянской столицы и гнуснейшим образом ухмылялся.

– Покатаемся, что ль? – спросил Бурлак. – Я, че-слово, по тебе, Авксентьич, даже соскучился за этот месяц. Не поверишь – не с кем словом умным переброситься. И таким коньяком, как у тебя, ни одна сука не угостит. Панимашь? Тошно мне, Авксентьич, жить на свете.

Он опять пьян, подумал Петров с какой-то дурацкой брезгливостью и тоскливой безнадёгой. Он всегда пьян, сволота кирзовая. Разведчик называется…

– Ну, открывай, открывай дверь-то, – подтолкнул его Бурлак. – Или мне за руль сесть? Что-то ты, похоже, не в себе. Не заболел часом?..

Петров встряхнулся и открыл, наконец, машину. Он, впрочем, быстро успокоился и даже попенял себе за свою непроизвольную панику. Подумаешь: велика важность – резидент смежного ведомства вернулся из ниоткуда. На свете сплошь и рядом случаются вещи куда более удивительные. Сразу ведь не убил – значит, и не убьёт.

Бурлак тяжело плюхнулся на переднее сиденье и пустил ртом в сторону Петрова тонкую струйку перегара. Он действительно принял на грудь перед важной встречей, был грех. Честно говоря, теперь он принимал на грудь каждый день. И в чём грех, спрашивается? В армии он больше не служит, ответственность за работу резидентуры на нём больше тяжёлым грузом не висит. Так чего бы и не расслабиться впервые за долгие годы? Тем более что ясности ума он от выпивки не теряет. Старая школа. Только засыпает внезапно. На короткие промежутки времени. Всё же возраст.