Тревогу жениха можно понять. Никому не захочется в день собственной свадьбы обнаружить, что твоего шафера больше интересует коробка пыльных камней, чем предстоящая церемония. Но и трепет Дарта вызывает у нас в душе отклик. В «Происхождении человека» Дарвин выдвинул гипотезу, согласно которой наш биологический вид возник в Африке, потому что наши ближайшие сородичи, гориллы и шимпанзе, водятся именно там. Однако это было не более чем предположение, и ископаемых, которые бы его подтвердили, не имелось. Очевидно существовал зияющий эволюционный провал между нами и общим предком, который должен был быть одновременно и предком других крупных обезьян, предком, который совершенно точно больше походил на обезьяну, чем на человека. В тот день 1924 г. через эволюционный провал был впервые перекинут мост, показывающий, что в конечном итоге этот провал удастся пересечь. Здесь, в дрожащих от волнения руках Дарта, находился первый фрагмент того, что задолго до этого упрощенно именовали недостающим звеном. Остается удивляться, как Дарту вообще удалось сосредоточиться на своих обязанностях шафера.

В коробке, которую открыл Дарт, лежал первый образец вида, позже получившего название Australopithecus africanus (австралопитек африканский). Следующие три месяца Дарт скрупулезно препарировал скальную породу с помощью заостренных вязальных спиц, которые ученый позаимствовал у жены. Таким образом ему постепенно удалось извлечь из камня череп целиком. Это был череп детеныша, причем в комплекте с молочными и начавшими прорезываться коренными зубами. Теперь эта находка известна как ребенок из Таунга. Сочетание человеческих и обезьяноподобных черт отчетливо подтвердило идею Дарта, что ему в руки попал образец, относящийся к самому началу родословной человека.

Со времен Дарта палеоантропологи, генетики и молекулярные биологи использовали ископаемые и секвенирование ДНК, чтобы определить наше место на древе эволюции. Мы – обезьяны, которые произошли от других обезьян, и наш ближайший сородич – это шимпанзе, чьи предки отделились от нашего в Африке несколько миллионов лет назад. Эти факты неоспоримы. Они вовсе не оскорбляют нашу человечность, скорее, они должны вызывать удовлетворение и удивление, потому что они связывают нас со всеми организмами, мертвыми и живыми.

Однако далеко не все радуются и удивляются этим фактам. У тех, кто не желает принимать дарвинизм, наибольшее неприятие вызывает именно эволюция человека. Казалось бы, не так уж сложно принять то, что млекопитающие произошли от рептилий, а наземные животные – от рыб. Но люди не могут заставить себя признать, что, подобно любому другому виду, мы тоже произошли от предка, который сильно отличался от нас. Человек всегда ощущал, что стоит особняком от остальной природы. Нас подхлестывает религиозное убеждение, что люди были сотворены совершенно отдельно, как нечто особенное, а также солипсизм, который естественным образом присущ мозгу, обладающему самосознанием. И поэтому мы сопротивляемся уроку эволюции, который гласит, что, подобно прочим животным, мы представляем собой случайный плод слепого и бессознательного процесса естественного отбора. А поскольку в США господствует фундаменталистская религия, эта страна входит в число тех, кто наиболее яростно сопротивляется факту человеческой эволюции.

В знаменитом «Обезьяньем процессе» 1925 г. учитель средней школы Джон Скоупс предстал перед судом в городе Дейтон, штат Теннесси, и был осужден за нарушение действовавшего в штате «Акта Батлера» (Butler Act). Впечатляет то, что этот закон запрещал преподавать даже не эволюцию в целом, но саму идею, что люди появились путем эволюции:

В то время как более либеральные креационисты допускают, что некоторые виды, возможно, эволюционировали от других, все креационисты считают людей исключением. Они утверждают, что разрыв между нами и другими приматами был непреодолим для эволюции, и это неизбежно подразумевает акт верховного творения.

Идея, что человек является частью природы, на протяжении большей части истории биологии подвергалась анафеме. В 1735 г. шведский ботаник Карл Линней, который заложил основы биологической классификации, исходя из анатомического сходства, объединил человека, которого назвал Homo sapiens (человек разумный) с обезьянами. Линней не предполагал, что эти виды связаны эволюционными отношениями: он стремился лишь выявить, какой порядок таился за божественным творением, однако его решение все-таки было спорным, и на ученого обрушился гнев священнослужителей.

Столетие спустя Дарвин отдавал себе отчет, каким гонениям подвергнется, когда объявит то, в чем был искренне убежден, а именно, что люди произошли от других биологических видов. В «Происхождении видов» Дарвин крайне осторожно затронул этот вопрос, ввернув в самом конце книги туманную фразу: «В будущем, я предвижу, откроется еще новое важное поле исследования». Вплотную Дарвин занялся этим вопросом лишь десять лет спустя, в «Происхождении человека» (1871). Дарвину придавало уверенности то, что он все глубже проникал в суть вопроса, все больше убеждался в своей правоте и видел, что публика все лучше принимает его идеи. Поэтому Дарвин наконец четко сформулировал свои взгляды. Опираясь на доказательства, связанные с анатомией и поведением, Дарвин заявил, что люди не просто произошли от обезьяноподобных существ, но что случилось это в Африке:

Только представьте, как эти слова подействовали на викторианцев! Вообразить, что наши предки жили на деревьях! И были наделены хвостами и острыми ушами! В последней главе своей книги Дарвин наконец напрямую опровергал возражения религиозного порядка: