– Деллин… вы юны, категоричны. Брина ди Файр совершила преступление.

– Но я жива.

– Чудо. Не иначе как божественное благословение.

– Нельзя казнить за убийство, которого не было.

– Может, ее и не казнят. Но я ведь предупреждал, леди Шторм. За предательство приходится платить. За некоторые вещи платят жизнями… не всегда своими. Поверьте, уж я знаю.

Я снова посмотрела на многострадальные двери. Колебалась, уговаривала себя помолчать, но… это и в лучшие годы было невозможно, а уж сейчас, когда внутри пробуждалась неслабая магия, стало невыносимо.

– Знаете, ваше величество, рядом с Кейманом мне хочется казаться лучше, чем я есть. Хочется, чтобы он похвалил, сказал, что гордится мной. Мне не нравится, когда он видит во мне тьму в прямом смысле этого слова. Я хочу быть хорошей.

Я грустно улыбнулась и повернулась к Сайлеру. С его лица мгновенно сошла снисходительная улыбка.

– Однако я не хорошая. И Кейман не всегда рядом со мной, а право ябедничать вы успешно профукали. Поэтому ответьте себе на вопрос, Сайлер: чем Я могу заставить вас расплатиться за предательство бога грозы? Как думаете?

– Вы угрожаете мне?

Он едва удерживался от того, чтобы обернуться к стражам. Я чувствовала исходящий от мужчины страх и ощущала себя мобильником на подзарядке. От прилива сил и энергии хотелось расправить крылья и пронестись через грозу, а еще сравнять с землей королевский дворец, чтобы эта сволочь наконец осознала, кому не стоит переходить дорогу.

– Обидно, что вы даже сделать ничего мне не можете. Даже если каким-то чудом нажалуетесь Кросту. Кейман меня, может, и поругает, но вот Акорион… вы можете сочинять хоть по сотне статей в день, называя Даркхолда свихнувшимся магом, но правду-то знаете. И я бы хотела сказать, что совсем не угрожаю, а всего лишь предупреждаю. Или что не хочу войны, но правда в том, что да. Да, ваше величество, я угрожаю. Ваша башенка сгорела в пламени хаоса, я читала… как думаете, возможно ли, что подобный пожар вдруг начнется где-то еще? В зале исполнения приговоров, например… или в ваших апартаментах?

Он резко поднялся. Стражи вдалеке напряглись и смерили меня изучающими взглядами.

– Вы забываетесь, Деллин.

– А вы запутались. В вас нет ни совести, ни ума, ни благородства. Вы убиваете одну девушку из-за предательства по отношению к другой, к дочери… которую тоже убили. Вас не мучает совесть, ваше величество? Вы хорошо спите? Думаете ли о том, что чувствовала принцесса Катарина, заживо сгорая, запертая в комнате? Кого она звала? Отца? Единственного близкого человека, оставшегося у нее? Может, надеялась, что вы передумаете? Ради дочери бросите вызов богам? Разве не на это надеются девочки – что папа защитит и закроет от любой беды? Я всегда мечтала об отце, но знаете, если бы он оказался таким, как вы, я бы от него отреклась.

– Как хорошо, что он отрекся от вас раньше.

– На ваше счастье, его просто не существует.

– Вы наговорили достаточно для тюрьмы, леди Шторм, однако я приму во внимание ваше… м-м-м…

Он смерил взглядом, полным отвращения, крылья.

– Уродство, приобретенное вследствие покушения. И эмоциональную несдержанность из-за суда над убийцей. Однако…

– Бросьте, – оборвала его я.

Сорвала с запястья браслет – и бросила на пол. Крошечные черные бусины покатились под ноги королю, и он долго и задумчиво на них смотрел.

– Я наговорила достаточно, чтобы вы включили мозги и сделали правильные выводы. Рекомендую пожаловаться на мои угрозы Кросту и получить неприкосновенность, согласившись на все его условия. Потому что иначе…

Я тоже поднялась.

– Вас не спасет ничто.

На каблуках я была выше Сайлера, а вместе с расправленными крыльями – внушительнее. Король рядом со мной казался каким-то маленьким и растрепанным, как взъерошенный воробушек. Такое ощущение бы не возникало, если бы глазки Сайлера не бегали с такой скоростью, словно он стащил палку колбасы и спрятал в интересном месте. А когда я улыбнулась и сделала книксен, он вообще впал в странную смесь растерянности и паники.

– Ваше величество, не желаете прогуляться? Здесь неподалеку чудесный сквер.

Не удостоив меня ответом, король направился к стражам. А я и вправду вышла на улицу, глотнула свежий воздух и посмотрела наверх, на традиционные свинцовые тучи.

– Я поняла. Мы живем в Англии. Можно нам их королеву, а? Уж она-то не стала бы творить такую фигню. Носила бы разноцветные шляпки и записывала обращения на Рождество. Это хотя бы мило.

На дворцовой площади раскинулась ярмарка. Я бесцельно бродила между ярких лотков, заваленных всевозможной мелочевкой, и гнала от себя панические мысли, что заседание закончится, а меня там не будет. Кейман сказал, суд продлится не меньше двух-трех часов, а я едва высидела минут тридцать, не больше.

Со стороны продуктовых рядов доносились аппетитные запахи мяса, сдобы и глинтвейна, но от мысли о еде меня мутило. Поэтому, не особенно задумываясь, куда иду, как-то незаметно для самой себя оказалась среди украшений. Бродила, равнодушным взглядом рассматривая горы жемчуга, пафосных ожерелий и гигантских колец, словно созданных для костюмов к сериалу про восточный гарем.

– Что-нибудь нравится? – услышала я, подняла голову и вздрогнула – уж очень экзотично выглядела темнокожая женщина.

– Я просто смотрю, извините.

– Королеве не хватает свиты.

– Что?

– Взгляд и осанка выдают в вас не простую гостью ярмарки. Странно, что такая девушка бродит одна.

– Я могу себя защитить.

– Не сомневаюсь. Мне знакомо ваше лицо.

– Как выяснилось, обо мне писали.

Я развернулась, чтобы все же дойти до еды, потому что встреча с полоумной ярмарочницей – совершенно не то, что поможет вернуть душевное спокойствие. А оно ой как понадобится перед спасением Брины.

– Нынче тяжелые времена, леди, – вдруг грустно бросила мне вслед торговка, – за пять дней ярмарки я ничего не продала. Людям не на что купить крупицы, о жемчуге и думать не приходится.

– Сочувствую.

– Возможно, вы могли бы… купить что-нибудь? Самую мелочь, леди… чтобы я смогла накормить своих детей.

Я снова посмотрела в небо. Уйди, Деллин, ну уйди! Почему я все время лезу в какие-то странные беседы, завожу нежелательные знакомства и не могу пройти мимо чего-то… вот такого.

Достала из кармана несколько монет и вернулась к лотку.

– Дайте брошку. Жемчужную, я не знаю… любую. Красивую. Для девушки.

– Которую сегодня казнят? – лукаво улыбнулась торговка.

Я сжала ладонь, не давая ей взять монеты.

– Простите, леди, – тут же стушевалась она, – я позволила себе лишнее.