Естественно, в реальности этого не происходит. Научная фантастика подчас бывает ужасно пессимистичной, но для этого пессимизма нет оснований. В игру вступают и другие факторы, в том числе ограниченность ресурсов. Ведь в конце концов даже у крабов на острове из рассказа А. Днепрова кончились материалы для изготовления новых роботов. Ко всему прочему, когда вокруг много вкусных бактерий, другие существа в ходе эволюции непременно обучаются их есть, и устанавливается равновесие. Так что нам не стоит беспокоиться — Вселенная не утонет в бактериальной слизи.

Надо признать, человечество причинило колоссальный вред своей планете, но до уничтожения Вселенной нам далеко. Более того, в звездном небе не наблюдается никаких признаков того, что какой-либо организм, природный или искусственный, распространил свое влияние в масштабах, ожидаемых при экспоненциальном росте численности бактерий или крабов-роботов.

Но и оптимизм также следует проявлять с осторожностью. В том, что касается контроля над численностью бактерий или крабов-роботов, мы полагаемся на вековые процессы естественного отбора, надеясь на то, что непременно возникнет хищник, который начнет их есть. Но что, если это будут не бактерии, а разумные организмы, изобретающие способы поиска новых ресурсов, открывающие новые пути усовершенствовать себя, свою эволюционную приспособленность и свою способность учиться друг у друга и у предыдущих поколений? Возможно ли появление подобной армии самовоспроизводящихся искусственных интеллектов? Если да, то можно ли ее остановить? Насколько правдоподобно допущение, что другие планеты могут населять искусственно созданные существа, столь высокоразвитые, что они сумели обойти даже законы естественного отбора? А если это возможно, почему такое существо не возникло в ходе естественной эволюции? Если мы хотим знать, стоит ли нам опасаться инопланетного искусственного интеллекта, сначала следует установить, в чем заключается его особенность.

Одна из причин, по которым на Земле эволюция протекает столь медленно, состоит в том, что детям по наследству не передается полезный опыт родителей. Детеныши газели инстинктивно знают, как убегать ото льва, но инстинкт спасаться бегством развивался крайне медленно, в течение многих поколений: детенышей, у которых он отсутствовал, попросту съедали львы. Представьте себе, насколько быстрее пошла бы эволюция, если бы первая газель, сумевшая спастись ото льва, родила детенышей, которые бы поголовно боялись львов. Но так обычно не бывает. Недавние исследования выявили возможные механизмы влияния экстремального опыта (вроде недоедания или болезни) на будущие поколения, но они вряд ли могут быть ведущим фактором естественного отбора или эволюции[106]. Почему это так?

Еще до того, как ученые начали понимать природу и механизмы наследственности, предположение, что жизненный опыт животного передается его потомству, выглядело по меньшей мере разумным. Эту идею принято связывать с именем французского биолога эпохи Просвещения Жана-Батиста Ламарка (1744–1829), который за столетие до Дарвина пытался объяснить тот факт, что животные кажутся удивительно хорошо приспособленными к своей среде. Как это могло получиться? Ламарк выдвигал много соображений по этому поводу, но прославился главным образом благодаря своему двухкомпонентному закону наследственности. Согласно этому закону, животные, во-первых, развивают признаки, которыми они постоянно пользуются, и утрачивают неиспользуемые признаки: кроты ослепли, потому что не пользовались зрением под землей, а жирафы — знаменитый пример — отрастили длинные шеи, потому что тянулись вверх за высоко растущими листьями. Во-вторых, что важнее всего, Ламарк предположил, что животные могут передавать эти приобретенные признаки потомству: если собака-мать увидит змею и испугается, ее щенки тоже будут бояться змей.

Теория, получившая название «ламаркизм», как нам теперь известно, в своей основе ошибочна, и в адрес Ламарка с тех пор было высказано много незаслуженных насмешек. Немецкий биолог Август Вейсман пытался опровергнуть закон наследования приобретенных признаков, поколение за поколением отрезая хвосты мышам и дожидаясь рождения бесхвостого мышонка. В наше время трудно воспринимать подобные эксперименты всерьез, особенно с учетом того, что иудейским младенцам делают обрезание на протяжении как минимум ста поколений, однако никто из их потомков пока еще не родился без крайней плоти. Что ж, одна из особенностей науки — в том, что иногда эксперимент нужно провести, чтобы убедиться в его бессмысленности.

Теперь мы действительно разбираемся в молекулярных механизмах наследственности. В наше время известно, что на планете Земля правила Ламарка по большей части не работают. Но отсюда не следует с очевидностью, что они в принципе неверны, а именно неверны для любой планеты, независимо от биохимической основы роста и размножения обитающих там организмов. Возможно, в инопланетные аналоги генов встроить приобретенные в течение жизни изменения не так трудно, как в ДНК. Можно смело утверждать, что, если существует планета, на которой законы Ламарка работают, или если ее обитатели сконструируют искусственную жизнь, способную передавать накопленный в течение жизни опыт по наследству, — эволюция там пойдет по совсем иному и, вероятно, непостижимому для нас пути. Животные и растения станут приспосабливаться намного быстрее, если смогут передавать свои приобретенные за жизнь признаки потомству напрямую!

В чем заключается фундаментальная ошибка идей Ламарка и ошибка ли это вообще? Биологам трудно уверенно ответить на этот вопрос. Ясно, что представления Ламарка ошибочны применительно к Земле, но, возможно, это не более чем частный случай — продукт конкретных химических механизмов, с помощью которых ДНК воспроизводится в потомстве животных. Есть, однако, два соображения в пользу того, что эволюция по Ламарку вряд ли может быть естественным явлением и на других планетах.

У большинства людей имеется общее представление о том, что естественный отбор действует через случайные мутации. Благоприятные мутации сохраняются и распространяются в популяции, тогда как неблагоприятные означают, что их неудачливый носитель рано погибнет. Однако на самом деле это не совсем точное объяснение эволюционного процесса. Большинство крупных мутаций — причем подавляющее большинство — крайне вредны. Если бы для появления глаз, крыльев или длинной шеи приходилось дожидаться благоприятной мутации, ожидание было бы очень долгим. Чаще всего полезные адаптации возникают в результате не «мутации, от которой вырастает лишняя рука», а куда более простых мутаций, изменяющих ход эмбрионального развития. Тонкие воздействия могут быть эффективны, но при этом менее рискованны. На гончарном круге можно вылепить горшки чрезвычайно разнообразных форм и размеров, слегка изменяя усилия, которые вы прилагаете к глиняному кому во время вращения. Это гораздо более элегантное решение, чем просто прилепить еще кусок глины, хоть мы и восторгаемся творчеством малышей из начальных классов, которые именно так и поступают.