Да! Он же сейчас скорее всего двинул на черную площадку.

Я бросил взгляд на стоящий под столом кейс. Сигнала не было. Но спустя несколько мгновений на ручке действительно зажглась красная точка. Я открыл кейс и вытянул тонкий проводок с висящей на нем маленькой пуговкой наушника. Засунув наушник в ухо, я щелкнул тумблером, отключая запись, – кассету надо было экономить. В наушнике послышалось легкое шуршание, а затем отщелкивание цифр набираемого телефонного номера. На панели прибора вспыхнули цифры набранного номера. После трех-четырех длинных гудков чмокнул щелчок соединения, и сразу же послышался резкий голосок Глянца:

– Диггер?

– Ну… – ответил ему сонный голос.

– Ты мне что ночью сказал?

– Работу сделал, мину заложил, – уже бодрее ответил голос.

– И куда ж ты ее, сука, заложил? Себе в задницу? Где папка с документами?

– Слушай ты, козел, куда ты мне сказал, туда я все и заложил – на втором этаже, в седьмой комнате, в стол у крайнего окна, во второй ящик.

– Нет там ничего… – Борисик почти визжал.

– Не ори… – Голос Глянцевого собеседника сделался холоден и резок. – Я, как правило, ошибок не допускаю, ты знаешь. Ты сам-то хорошо смотрел?

– Лучше некуда, весь ящик перерыл. Да там особо и рыть-то нечего – ящичек практически пуст. Меня больше главное интересует – ты в воздуховод положил, что надо? Если сегодня и эти бумаги не найдут… Я не знаю, что будет!

– Ну, знаешь, столы я еще и мог бы в темноте перепутать. – Голос помолчал. – Хотя вряд ли… А вытяжка в кабинете одна. Другой нет. И кабинет заперт, из него сейчас вряд ли что можно вынести. Так что с этим все должно быть нормально. Слушай, может, в этой седьмой комнате просто спросить у ребят, не видел ли кто зелененькую папку. Даже если кто нашел, что эти «творческие работники» в ней поймут. Так что ты давай не психуй, а спокойно так, между делом, поинтересуйся. Спокойнее, спокойнее.

– Ага! Тебе просто спокойненьким быть. А меня так могут успокоить, что вообще шевелиться не буду!

– Ну, друг, ты сам в это дело влез. Сам придумал – сам хлебай, захлебнешься – не скули. Я свою часть сделал – отвали! – заговорил голос в рифму, но без размера.

– А ты, часом, сам нигде их не припрятал, Диггер? Смотри, если думаешь на себя одеяльце перетянуть… – Голосок у Борисика сделался мягеньким.

– Ты же видел, что я с пустыми руками в коллектор спустился!.. – Собеседник Глянца явно занервничал.

– Видел-то видел… – раздумчиво протянул Глянц. Похоже, ему удалось взять себя в руки.

– Ладно, подождем, что Крот скажет… – закончил Борисик разговор, и в наушнике часто запикал отбой. В тот же момент кто-то хлопнул меня по плечу. Я оглянулся, рядом, улыбаясь во весь рот, стоял Женька Брусничкин.

– Ну, Илюха, здорово ты устроился. Я смотрю, под музыку работаешь. Не мешает рифмы низать? Что слушаем?

Он протянул руку, собираясь приложиться к моему микрофону. Я быстро выдернул пуговку из уха, бросил ее в портфель, щелкнул тумблером, включая запись, и тут же закрыл свой саквояж. Затем устало потянулся – от напряжения занемела шея – и только после этого ответил:

– Первый концерт Чайковского для фортепиано с оркестром.

Всем было известно, что Брусничкин на дух не переносил классическую музыку, он от нее впадал в какое-то коматозное состояние. А я, наоборот, слыл на фирме отъявленным меломаном. Женька сразу потерял интерес к моему наушнику, но у него наготове было другое предложение:

– Слушай, ты так неожиданно уехал, а я как раз хотел тебя позвать в одну новую ресторацию. Тут недели две назад недалеко от нас открыли симпатичный такой подвальчик. В самом Товарищеском из всех товарищеских переулков. Ни за что не догадаешься, как эту ресторацию обозвали!

Он торжествующе посмотрел на меня. Я решил поддержать предложенную игру:

– «Взвейтесь кострами»!

Женька довольно заржал.

– Дается три попытки. Первая не считается – идет за счет заведения.

Я принял позу роденовского «Мыслителя».

– «В разливанном шалаше»!

Мимо! С твоей фантазией не рекламные стихи строчить, а названиями для рестораций торговать! Будь проще, и народ к тебе, вернее, к ресторану, потянется!

– Сам же сказал – в Товарищеском переулке. Значит, название должно соответствовать.

– Чему соответствовать? Названию переулка или виду деятельности?

– Ну тогда «У Маузера»!

Женька оторопел.

– При чем тут маузер?

– Ну как же. Помнишь: «…Кто там шагает правой. Конечно, товарищ маузер». Ну и опять же «маслята под стреляным соусом» очень соответствовать будут.

Женька озадаченно поскреб шевелюру.

– Ну у тебя ассоциации!.. Впрочем, Владимир Владимирович сегодня неактуален.

Напрасно он всуе вспомнил Маяковского. Я за Владимира Владимировича и обидеть могу! Мгновенно набычившись, я поднялся из-за стола.

– Ну-ка повтори, кто сегодня неактуален?

– Асадов, Асадов… – Женька вспомнил, что при мне о Маяковском либо в превосходной степени, либо никак.

– Разве Асадова Владимиром Владимировичем звали? – По-моему, он меня просто дурил.

– Ну как же, конечно. Он же всю жизнь гордился, что с Маяковским полным тезкой был. Даже фамилию хотел поменять, только ему ЦК не разрешил! А что ты, собственно, разговор в сторону уводишь?! У тебя последняя попытка осталась!

– Да! Тогда надо бить наверняка! – Я на минуту задумался и выдал: – «Друг».

– Не… – Брусничкин разочарованно покачал головой. – Это даже примитивно как-то. Последняя попытка меня совершенно разочаровала…

– Ну почему? Наоборот, свежо и неожиданно. Представляешь, тебя жена спрашивает: ты где весь вечер пропадал, а ты отвечаешь: у «Друга», и она ни за что не догадается, что ты, паразит, без нее в ресторане отрывался. Или она – тебе: ты куда собрался, а ты, индифферентно так: к «Другу», и она понимает, что искать тебя сегодня бесполезно. Каково!

– Может, ты и прав, – задумчиво протянул Женька. – Только ресторан-то назвали «Сказка».

– Это что, от потребкооперации, что ли, заведение?

– Почему от потребкооперации?

– Насколько мне известно, рестораны «Сказка» до последнего времени строила в основном потребкооперация. За городом ставили такие избушки, похожие на жилище Бабы-Яги, только размером сто на сто метров, и затем месяцами ждали посетителей. Только кто же добровольно к Бабе-Яге полезет. Так они и стояли пустые. Или в них заваливали толпами лица кавказской национальности – они не знают, кто такая Баба-Яга, у них свои авторитеты.

– Нет, по-моему, это не потребкооперация. По-моему, это какой-то чудачок на свои кровные подвальчик оборудовал. Там столиков двенадцать всего, но кормят… – Брусничкин закатил глаза. – И вино настоящее, грузинское. Так что можем прогуляться.