– Так какого же ты молчал? – набросился на него Есаулов.

– Ну, штука вроде как интимная…

– ЧТО?!! Человек, с которым мы каждый день нарушаем все мыслимые инструкции, не говоря уже об УПК, пытается отомстить телке, которая с ним жила, через нас же! И притом глупо и тупо!.. Извиняй, Олежек, но это уже наше извращенно-сексуальное дело!

– Они, наверное, действительно того… – нашел крайне неудачные смягчающие обстоятельства Олег.

– Да хоть этого! – рявкнул Есаулов. – Сука изумрудная! Завтра на нас настрочит!

– Надо бы как-то… – чуть более уверенно стал вмешиваться в зарождающиеся планы начальника Торопов.

– Да не как-то, а в хавальник пару раз!

– Слышь, Максим, а на Чпока, я знаю, сейчас разработка у смежников… – предупредил шефа Олег, стараясь анализировать как можно шире.

Но того было уже не остановить:

– Да хоть бесшумные хелекоптеры за нами следят! Твою мать! Я с ним вчера на осмотре места происшествия – на этом вонючем томатном складе – покрышки скоммуниздил «государевы»! – дошло и задело за личное Есаулова.

– Я, кстати, с этим Некрасовым с самых первых дней, как только нам его навязали, работать не могу, – окончательно открыл карты Торопов.

– Вот тебе и повод в обнимку с причиной. Приплыли! И это в нашем краснознаменном, гвардейском экипаже!!!

Сил материться хватило минут на пять. Затем совместными усилиями они попытались выработать стратегию. В конечном итоге Светлану не привлекли, да она бы и сама отвертелась. А обоих квартирников оставили в покое – те все равно через три месяца сели: хоть и не за это, так за прочее.

А вот с Некрасовым оказалось сложнее. Формальных оснований и поводов избавиться от новичка у Есаулова не было. Сволочь – категория нравственная, уставами и инструкциями не закрепленная. А работал Некрасов не лучше, но и не хуже других. Показатели делал, хоть жилы особо и не рвал. Незалетный, незапойный. И не без фарта, что в их работе, почитай, полдела. Ходили, правда, по Главку мутные слухи, что фарт Некрасова уж больно избирательный. Это как если бы ты пришел на рыбалку часикам к двенадцати, еще и червячка насадить не успел – гля, а уже клюет! А рядом, на том же месте, твои товарищи, которые загодя, еще на первой зорьке засели. И мотыль, и опарыш, и прикормки у них самые разные, а все равно – ни фига, ни единой поклевки. Если это особый рыбацкий талант, дар Божий, то почему тогда: как за пескариками, так у Некрасова их за час полное ведро, а как на рыбину крупную, крученую – как отрезало, природа отдыхает? Но ведь и такая «мистика» еще не повод избавляться от человека.

Можно было, конечно, устроить Некрасову пару-тройку подстав – в конце концов и не таким лосям рога отворачивали. Однако Есаулов и Торопов, хоть и много разного за службу свою начудили, но так и остались «настоящими парнями». Посему решили выживать Некрасова на повышение, причем желательно в периферийный колхоз. Дабы потом соседи за такой «подарочек» предъяву не выкатили.

А вскоре случилась та самая история с неудачным задержанием Ребуса. И теперь уже Есаулов лично заинтересовался странными феноменальными способностями своего подчиненного. То, что Ребусу удалось тогда уйти, – это полбеды. При той классической организационной неразберихе, при ежечасно поступавших противоречащих друг другу начальственных вводных и дебильной ошибке в объекте на Московском вокзале, трудно было надеяться, что выйдет как-то иначе. Но вот распечатка, вернее, ее копия, которую сотрудница ОПУ случайно подмахнула в машине Дорофеева, вызвала у Максима гораздо больше вопросов. Доступ к этому документу имел ограниченный круг людей, в число которых входил и Некрасов. А учитывая, что в ту роковую ночь между ним и бригадиром наружки вспыхнул непонятный конфликт, подозрения в отношении Некрасова усилились.

Усилились – но не более. «Опушник» в ту ночь скоропостижно скончался, и об истинных причинах конфликта отныне можно было только гадать. Что касается Полины Ольховской, вышло так, что нормального контакта установить с ней не удалось: после гибели бригадира та ушла из наружки, и все последующие попытки встретиться и в неформальной обстановке поговорить без протокола завершились неудачей. Более того, в последний раз, когда Есаулов пытался дозвониться до Полины, трубку снял ее любовник – крутой и влиятельный бизнесмен Игорь Михайлович Ладонин, который в довольно грубой форме послал Максима по одному привычному адресу.

Раскрутить Дорофеева тоже не удалось. Хоть и был он ранее судимым, хоть и проходил по спецучетам как «редиска – нехороший человек», но на момент задержания был полностью чист. А документ, который нашла в его машине Полина, был изъят без соблюдения необходимых процессуальных норм. Так что Дорофееву не составило особого труда отпереться: «Я – не я и лошадь не моя; нечего мне всякое фуфло подсовывать; и вообще – вот у меня справка из школы о том, что я буквы в слова складывать так и не научился». Формально он, в общем-то, был прав.

Словом, внутреннее расследование, проведенное Есауловым, выражаясь по-чеховски, «попало в запендю». Последнее средство – вызвать Некрасова на откровенный мужской разговор – также не принесло результата. Он «то плакал, то смеялся, то щетинился как еж…». В общем, после долгого, на повышенных оборотах разговора подозрения Есаулова почти переросли в убежденность. Вот только фактов, конкретики все равно не было. Так что, когда вскоре на отдел пришла разнарядка откомандировать перспективного сотрудника на трехмесячные курсы повышения квалификации, Максим не раздумывал ни минуты. Хоть на квартал, но с глаз долой, из сердца вон…

Некрасов убыл, а через три месяца, веселый и загорелый, вновь появился в отделе. Появился лишь для того, чтобы передать дела и забрать вещи: приказом начальника Главка его переводили на высвобожденную должность важняка к «антикварщикам». То бишь перспективный и вконец квалифицированный, тот уходил на повышение. О чем когда-то и мечтали Есаулов с Тороповым. Но то было на Пасху. А сейчас…

Максим вызвонил начальника антикварного отдела, встретился с ним в «Толстом Фраере» и за парой кружек нефильтрованного поделился сомнениями и подозрениями касательно Некрасова. Начальник соседей выслушал его внимательно, покачал головой, оплатил выставленный за двоих счет и… развел руками. С его слов, кандидатуру Некрасова на должность переслужившего все мыслимое и немыслимое и наконец выдворенного на пенсию легендарного Иван Филиппыча навязали ему сверху, безо всякого согласования.

Это было все, что Есаулов мог сделать в подобной ситуации. Конечно, можно было попытаться своими силами поймать Ребуса. Вот только с валютными командировочными до испанского побережья в Главке, как нетрудно догадаться, обстояло туго. Да и к самой этой теме руководство Есаулова быстро потеряло интерес. Объявили законника в международный розыск – и славно, баба с возу. Пущай теперь им бюро Интерпола занимается, у нас и своих проблем хватает. Вон, те же саммиты да международные экономические форумы некому обеспечивать…

* * *

Охрана первого периметра долго не хотела пропускать их внутрь. Полчаса назад хозяйка дала четкое указание – должен подъехать молодой парень, фамилия Козырев. Его – впустить, всех остальных прочих гнать в шею. В результате нарисовались двое. Один – вроде как молодой и вроде как Козырев. Но второй при нем – девка, да еще и в легкомысленном мини. Согласитесь, подозрительно…